Сыны мести
Шрифт:
— Вот поэтому я и говорил тебе не есть, — сказал Ормар, взял пустой мех и вздохнул. — Ну вот, мне ничего не оставил.
Я вытер рот травой и вернулся к костру.
— А есть способ снять такое проклятье?
— Есть. Но он опасен и ненадежен.
— Расскажи, наставник.
— Такое проклятие вступает в силу не сразу. Можно сказать, оно зависает над проклятым и выискивает в его полотне судьбы тонкое место. Поэтому порой приходится ждать свершения довольно долго, особенно если проклятый человек ведет спокойную и мирную жизнь.
— Как?
— Убив того, кто его совершил.
— То есть ярл сможет избавиться от колдовства, если убьет тебя. Но не Халлварда?
— Халлвард изъявил волю, но сделал все я. Впрочем, мало кто рискнет посягнуть на жизнь начертателя.
— Почему?
— Я спросил разрешения богов, и они дали мне его. Всегда перед любыми обрядами стоит спрашивать их дозволения. Если бы руны оказались другими, я бы не согласился на просьбу Халлварда. И люди знают это. Знают, что мы ничего не делаем просто так. Многие считают, что, убив начертателя, прогневают богов.
— Значит, быть начертателем, оказывается, выгодно, — едко улыбнулся я. — Можешь делать страшные вещи, и тебя никто не тронет, так? Почему же тогда вас так мало?
— Потому что испытания на пути познания третьего ряда слишком жестоки. Ты только несколько дней как ступил на путь обучения, Хинрик, а сколько всего уже произошло. Подумай об этом. Подумай и о том, что увиденное и сделанное тобой — самое малое по сравнению с тем, что предстоит вынести. У богов свои законы, свое отношение, своя мера оценки достойных. Я думал, Гутлог тебе об этом рассказала, и удивлен, что ты пришел ко мне таким неучем.
— Гутлог тоже знает третий ряд, но она никогда не говорила мне о жестоких испытаниях, — признался я.
— Гутлог всегда говорит меньше, чем знает. — Ормар посмотрел на небо и увидел зарево рассвета. — Но об этом потолкуем потом. Мне нужно закончить обряд.
Колдун поднялся и подхватил нитсшест.
— Жди меня здесь, Хинрик. Я скоро вернусь. Если есть силы, похорони коня.
— Куда ты?
— В Эрхелл. Скоро откроют ворота.
Ормар направился в сторону города. Я помедлил несколько мгновений, бросил взгляд на то, что осталось от Вихря и пошел следом за наставником. Самое страшное для меня уже случилось. Коня не вернуть, заклятие вспять не повернешь — да и не мое это дело. Но из всего этого можно было извлечь пользу и знания. Раз я оказался невольным помощником создания нитсшеста, то должен был пройти этот путь до конца.
Ормар шел медленно, но уверенно. Я намеренно отстал от него и решил наблюдать за действиями колдуна издалека. Тем временем он вышел на дорогу, что вела к воротам, а я поостерегся заходить в город и обогнул стены сначала по лесу, а затем взобрался на скалы. Почти на то место, откуда ночью пробирался во двор ярла.
Выйдя на улицы, Ормар направился к площади перед домом Свейна. Нитсшесты, насколько я помнил,
Устраиваясь на скалах, я заметил летавшего над горами беркута. Сильная и страшная птица, наш народ почитал ее и считал посланником бога Химмеля. Может это был знак.
Колдун медленно шел по центру улицы, неся нитсшест на вытянутых руках. Горожане опасливо шарахались по сторонам, но, ведомые любопытством, не прятались в своих домах, а шли позади начертателя. До меня доносились встревоженные крики — наверняка каждый в этот момент молился, чтобы голова мертвого коня смотрела не в его сторону.
Преодолев площадь, Ормар остановился. Лохматый и встревоженный ярл Свейн вышел из дома и грузно привалился к дверному косяку. Хускарлов в этот раз с ним не было — видимо, для их визита было еще слишком рано.
— Ярл Свейн Ингварссон! — выкрикнул начертатель и с усилием воткнул нитсшест в землю так, что черная голова Вихря указывала прямиком на вход в дом правителя. — Я Ормар Эйнарссон, и этим нитсшестом я проклинаю тебя за злодеяние, что ты свершил своему бывшему хускарлу Халлварду Бьернссону по прозвищу Кровавый Топор.
Свейн побледнел, узнав голову своего любимого коня. Ноги ярла подкосились, и он грузно осел на пороге. Из дома выбежали женщины и, увидев нитсшест, ударились в рыдания. Ормар больше не проронил ни слова, развернулся и направился к выходу из города. Налетел ледяной ветер и принес с моря стужу. Колдун бодро шел к северным воротам, длинные полы его черного плаща трепетали, как парус. Ни один человек не посмел его остановить — горожане словно оцепенели от ужаса. В небе над Эрхеллом все так же парил беркут.
Я дождался, пока наставник выйдет за ворота, и побежал обратно к лагерю, чтобы он не заметил моего отсутствия. Перед глазами мелькали ветви и корни, широкие листья папоротника и весенние цветы. Я лихо перепрыгнул ручей и, чуть отдышавшись, продолжил бег. Распугав стайку птиц, я выбежал на мшистую поляну и, зазевавшись, не заметил коряги. Нога зацепилась, и я грохнулся ничком на землю.
— Проклятье!
Больно, но не смертельно, только лицо и ладони саднило. Зато одежду испачкал окончательно. Я поднялся и, чуть прихрамывая, дошагал до нашего лагеря. Костер почти потух, и я хотел подбросить дров, чтобы погреться.
Ормар явился немногим позже. С неудовольствием посмотрел на останки Вихря, на грязного ошалевшего меня и все понял.
— Мог бы попросить взять тебя с собой, — сказал он и принялся собирать наши пожитки.
— Ты бы не разрешил. Да и мне там лучше не появляться — рожа слишком примелькалась.
— Это верно. Ладно, собирайся и туши огонь.
— А конь?
Откуда–то сверху донесся орлиный клекот. Ормар задрал голову и широко улыбнулся.
— Посланник Химмеля. Добрый знак.