Сыщик Бреннер
Шрифт:
Мехваген остановился напротив каменной лестницы, ведущей к парадному входу. Любопытно, меня собираются впустить не через черный ход, значит, хозяин не делает из моего визита тайны. Либо же специально выставляет меня напоказ. В таком случае дело даже серьезней, чем я предполагал.
Дверь мехвагена мне никто не поспешил открыть, поэтому я сделал это сам, выбрался из недр этой удивительной машины, еще раз бросив на нее восхищенный взгляд, и замер, ожидая дальнейших указаний от моих сопровождающих.
Те уже встали у меня по бокам, препятствуя возможному побегу – не то чтобы они думали, что я куда-то побегу, просто они привыкли контролировать опасных визитеров. Я же прекрасно помнил недобрые взгляды своры, которая сейчас растворилась среди аккуратно подстриженных кустов, и бежать не стал бы ни в коем случае.
– Вас ожидают. – По лестнице спустился представительный мужчина в строгом сюртуке и с такими бакенбардами, которые счел бы за честь носить любой боевой генерал. – Меня зовут Паркер, следуйте за мной.
Беспалый и шрамированный проводили нас до бесконечного холла первого этажа и только там оставили в покое, передав меня на полное попечение Паркера.
Мы поднялись на второй этаж. На богатую обстановку вокруг я старался не обращать внимания, хотя краем глаза отметил и бесценные картины известных мастеров, и массивную хрустальную люстру, и натертый до блеска паркетный пол, и несколько полных наборов рыцарских доспехов, и множество иных деталей, даже не шепчущих – кричащих о том, что здесь проживает один из самых богатых людей города, да что там – всей империи.
На пути нам не встретилось ни единой души: ни слуги, ни охранники, ни домашние. Поместье внутри словно вымерло, и только глухие звуки наших шагов разносились тихим эхом по полутемным коридорам второго этажа.
Коридор окончился тяжелой дубовой дверью. Паркер негромко постучал и, получив разрешение войти, распахнул передо мной створки. Я шагнул в комнату, сразу сообразив, что попал в кабинет хозяина особняка. Дверь за мной тут же затворились.
Из-за массивного стола навстречу поднялся крупный мужчина лет шестидесяти, с совершенно седой головой, аккуратными усами и очень усталыми глазами.
Я склонился в почтительном полупоклоне. Никакой ошибки, теперь я совершенно убедился в правильности собственной догадки. Ведь пригласившего меня господина знал в лицо каждый житель города – портреты этого человека висели почти в каждом доме и уж точно в каждой таверне рядом с портретами императора.
Передо мной стоял, протянув руку для пожатия, действующий член Государственного Совета, генерал-губернатор Фридрихсграда, родной брат кайзер-императора Карла, великий князь Платон Александрович собственной персоной.
V. Новое дело
Я вытянулся во фрунт, как во времена былой службы, и лихо отрапортовал:
– Десант-риттер Бреннер по вашему указанию прибыл, ваше высочество!
– Кирилл Бенедиктович, оставьте излишние церемонии. Проходите, присаживайтесь! Желаете чайку или чего-то покрепче? Прошу, не стесняйтесь!
Рукопожатие вышло крепким. Князь находился в прекрасной физической форме, несмотря на почтенные годы. Всю свою жизнь он был патриотом, считая любовь к Родине необходимой составляющей менталитета настоящего гражданина. Князь испытал самолично все прелести казарменной службы, хотя это вовсе и не требовалось ввиду его высокородного происхождения. Он двадцать лет отслужил в обычном полку, позже сменившем свое название на Княжеский, начав со звания риттер-лейтенанта. Позже, покинув армейскую службу в генеральском чине, Платон Александрович по высочайшей просьбе Карла принял пост губернатора Фридрихсграда – второго после столицы города империи, доверить который кайзер-император мог только ближайшему родственнику.
Великий князь пользовался громадным уважением как простого народа, так и военных. Ну а в правящих кругах его происхождение обеспечивало князю особый статус. Поэтому городом он руководил железной рукой, его боялись как огня. Князь без всякой жалости уничтожал преступный элемент, в том числе высокопоставленных казнокрадов, и Фридрихсград по праву считался одним из самых спокойных и обеспеченных городов во всей Руссо-Пруссии.
Я несколько раз удостаивался чести лицезреть великого князя лично, но чтобы при этом он обратил на меня свое внимание – такого прежде не случалось. И, сказать начистоту, я бы предпочел, чтобы так оставалось и впредь. Внимание царственных особ обычно плохо сказывается на состоянии здоровья тех, на кого оно обращено.
– Благодарю, ваше высочество, не стоит беспокоиться!
– Ну хорошо. – Князь тщательно осмотрел меня с головы до пят, придирчиво оценивая, словно скакуна, на которого собрался поставить крупную сумму, и кивнул. – Вы все же присаживайтесь, Кирилл Бенедиктович, разговор предстоит долгий. И давайте условимся: наедине называйте меня по имени-отчеству. Лишние условности между старыми солдатами ни к чему, не так ли?
– Так точно, Платон Александрович. – Я уселся на стул, но спину держал прямой как палка, а подбородок слегка выпятил вперед. Пусть князь и предлагает легкое панибратство, но расслабляться не стоит. Любое мое неверное слово или движение может отправить меня прямиком на далекие северные рудники. Таковы они все – власти предержащие.
Великий князь обошел стол и сел на свое место. Я смотрел на брата кайзер-императора не отрываясь, как сказали бы в нашем полку – пожирал начальство взглядом. Ведь начальство очень любит, когда каждому его слову внимают, словно оно глас божий. И это вовсе не подхалимаж, а лишь необходимые условия для выживания в заданном социуме.
Я даже не успел толком рассмотреть кабинет князя, заметив краем глаза, что генерал-губернатор не любил излишества. Все устроено по-простому, безо всякой помпезности. Только необходимые для работы вещи – а князь работал подолгу, иногда несколько суток кряду просиживая в кабинете. Десяток охотничьих трофеев на стенах – вот и все украшение помещения.
– Хорошо, раз вы отказываетесь от напитков, приступим прямо к делу. – Князь чуть откинулся на спинку кресла, собираясь с мыслями. – Речь пойдет о вещах крайне деликатных… семейных… очень личных…
Ох как же мне все это не нравилось! Влезать в личные дела великого князя я не горел желанием. Ведь выбраться из них может быть неимоверно сложно. Но что я мог поделать? Встать и уйти? Если бы это было возможно, я бы так и поступил. И, слушая князя, я все глубже и глубже увязал в них, как пчела в варенье, теряя все пути для отступления.