Сыщик мафии
Шрифт:
– Штурм! – запаниковал Зуб и устремился вслед за Китайцем в соседнюю комнату.
Матвей выхватил пистолет и направился в прихожую. Прикрывшись углом, на тот случай если двери будут взрывать, он краем глаза наблюдал, как пустеет гостиная. Когда в ней никого не осталось, он вынул сотовый.
– Что еще? – раздался голос Дешина. – Мы начали.
– Мог бы не говорить, но здесь уже никого нет. У Китайца еще одна квартира в соседнем подъезде, они перешли туда. Так что встречайте внизу.
– Спасибо, понял.
– Так вот оно значит что! – раздался из гостиной голос Рукава. В следующий момент, держа пистолет на вытянутой руке, он появился в проходе. Однако не успели его глаза привыкнуть к полумраку, как выпущенная Матвеем пуля разнесла ему переносицу.
Больше в гостиной и в комнате, где они ужинали, никого не оказалось. Матвей подошел к трупу Шатуна и вынул у него из кармана сотовый телефон, который еще сегодня подменил. Точно такая же модель, как и у бандита, побывала в лаборатории ГРУ, где ей полностью поменяли начинку. Кроме обычных функций, он работал в режиме диктофона. Мощная батарея, сложная схема усилителей позволяли разбирать слова человека, находящегося в десяти-пятнадцати метрах от лежащего в кармане пиджака телефона. Он знал, полицейские поставили на прослушку квартиру, но, как говорится, кашу маслом не испортишь.
Откуда-то снизу раздалось несколько выстрелов из пистолета, потом автоматная очередь, и все стихло.
Матвей прошел в прихожую, заглянул в глазок и, увидев поднявшегося на площадку Дешина, открыл дверь.
– А ты чего так быстро? – удивился он.
– Я не участвую в операции, – проходя в коридор, ответил тот. – Это же не моя тема. Или забыл?
Зайдя в гостиную, Дешин замер на месте, разглядывая труп Рукава. Потом обернулся:
– Твоих рук дело?
– Он последним уходил и услышал, как я тебе звонил…
– Там не было Шатуна.
– Он тут лежит. – Матвей перешагнул через Рукава и показал взглядом на перевернутый стул и лежащего рядом Шатуна.
– Тоже ты?
– Нет, он умер, как узнал, что его решили убить.
– Хочется верить, но не могу. – Дешин подошел к трупу и заглянул в лицо. – Мне-то хоть скажешь правду?
– Точно тебе говорю. У меня и запись есть. – Матвей протянул ему телефон Шатуна.
– Ладно, – отмахнулся Дешин. – Отдашь майору Мысову.
Матвей мог рассказать Дешину о том, как на самом деле скончался Шатун, но не исключал, что квартира до сих пор на прослушке.
Уже вечерело, а Доброходова так и не вызвали на допрос. Зато принесли передачу от Аленки, что немного подняло настроение. У него текли по щекам слезы умиления, когда он читал ее письмо.
«Я буду ждать тебя и, по мере того как будут давать разрешение, приезжать в лагеря, – писала она. – Там и распишемся, иначе не дадут провести вместе время…»
Добрый отложил письмо в сторону и потянулся за очередным апельсином. Неожиданно он почувствовал тошноту, снова сел и усмехнулся про себя: «Ничего удивительного – после тюремной баланды три апельсина и банан навернуть».
Тем не менее ему становилось все хуже и хуже. Прошло еще немного времени, и он, не разуваясь, скорчился калачиком на кровати. Подтянув ноги к животу и обхватив колени, Добрый завыл. Боль была до того нестерпимой, что он вцепился зубами в подушку. Между тем изо рта вдруг вылетела оранжевая струя зловонной жидкости. Он весь покрылся испариной. Руки тряслись, перед глазами все плыло.
«Стоп, а откуда Алена узнала, что я здесь? – неожиданно подумал Добрый и сел, на какое-то время забыв о боли. – Да ведь меня отравили!»
Он схватился за спинку кровати, с трудом встал и на негнущихся ногах, опираясь о стенку, пошел к раковине. Трясущимися от страха руками открыл кран. Отдающая железом вода была холодной, и от этого ломило сломанные зубы. Наполнив через силу желудок, он навис над унитазом и сунул два пальца в рот. Его вновь вырвало. Он раз за разом повторял эту процедуру, пока вконец не обессилел. Потом подошел к дверям и стал стучать.
Лязгнул засов, в окошке появилось лицо коридорного:
– Чего надо?
– Меня отравили, я умираю, – сползая на пол, прохрипел Добрый.
Вскоре в камеру в сопровождении двух конвоиров пришел мужчина в белом халате.
– Переверните его на спину и задерите рубашку, – распорядился он.
Но Добрый сам сумел это сделать. Доктор стал давить на живот и задавать вопросы, где больно, а где нет. Потом выпрямился:
– Рвота, значит, была.
– Я желудок промыл…
– Чем же вы могли отравиться?
– Апельсины, – указал взглядом Добрый на лежавший на столе плод. – Две штуки съел и банан.
– Это не отравление, – покачал головой доктор. – Ваше нервное состояние и пища, которой вы питались до этого, дали такой эффект.
– Да говорю же, – простонал Добрый. – Возьмите на экспертизу. Мне есть кого бояться.
– Узнав, что ты в одиночной камере, я сразу об этом догадался, – кивнул доктор.
Вскоре Добрый сменил камеру на больничную палату, где ему сделали промывание желудка, потом мучили в клизменной. Наконец, поставив капельницу, оставили в покое. Лучше ему не становилось, хуже тоже. Сознание то путалось, то приобретало ясность.
Под вечер в палату зашел врач.
– Результаты анализов будут только завтра, – с шумом перевел он дыхание. – А сейчас тебя допросит следователь по поводу отравления.
Едва он исчез, как появился уже знакомый майор юстиции. Устроившись на краешке кровати напротив, он некоторое время с задумчивым видом смотрел на Доброго, потом встал, подошел к окну:
– Передача была от гражданской жены?
– По крайней мере там было от нее письмо, – простонал Добрый.
– Уверен, что это ее почерк? – допытывался Мысов.