Сыскное бюро «Квартет»
Шрифт:
— А вот за это хвалю, молодчина. Это уже точная примета. И вы, девушка, решили предупредить соседку?
— Ну да! Подозрительно ведь.
— А ну, давайте еще разок, сначала. Значит, вы с молодым человеком стояли на лестнице?
— Да.
— Потом приехал лифт и из него вышел этот самый тип?
— Да.
— И он сразу показался вам подозрительным?
— Понимаете, мы посмотрели вниз, мало ли кто это мог быть…
— Ну, к примеру, мама…
— Да, — соврала я.
— Так,
— Увидели, что он подошел сперва к нашей двери и прислушался. А потом подошел к двери Не… Альбины Федоровны и как-то странно к ней прижался. Но он стоял к нам спиной, и мы не видели, что он делает. А потом он стал спускаться по лестнице.
— И все?
— И все.
О том, что я за ним побежала, говорить совершенно ни к чему. Он ведь все равно исчез.
— И вы сразу пошли предупредить соседку.
— Нет, конечно, не сразу. Ее ведь дома не было.
— А откуда вы это знали?
— Я видела, как она уходила.
— Так, понятно. Ну что ж, сведения ваши могут очень нам пригодиться, будем искать типа с узкими плечами. Вы свободны, девушка.
А Митину фамилию я так ему и не сказала, тем более что я и сама ее не знаю. Кстати, надо будет спросить.
Дома тетя Липа, конечно, заставила меня пообедать, и только после этого я смогла наконец позвонить Мотьке. Она долго охала и ахала, жалела Ненорму.
— Слушай, Аська, надо бы ребятам сообщить, как ты думаешь?
— Конечно, только давай ты им позвони, а то у нас тут такое творится!
— Ладно, я Косте позвоню!
— Давай звони, а потом подваливай сюда!
— Ладно!
Минут через двадцать Мотька явилась. При виде милиции, снующей из квартиры в квартиру, у нее заблестели глаза.
— Аська, а тебя допрашивали? Да? Кайф!
— Никакого кайфа, между прочим. Я все время боялась сболтнуть что-нибудь лишнее.
— Это да. Ох, как жалко, — прошептала она, — что мы не можем рассказать про Гриню!
— Моть, а ты Косте дозвонилась?
— Нет, его дома не было, его мама сказала, что они с Митей куда-то ушли.
— Так, значит, звонить Мите тоже бесполезно.
— А дедушка твой где?
— Не знаю, он давно ушел, еще когда я в школе была. Кстати, о дедушке. Что-то всё-таки с ним странное происходит, не такой он, как всегда.
— Да объясни толком, в чем дело.
— Не знаю, это трудно объяснить, он как будто на другой ступеньке стоит.
— Как?
— Понимаешь, раньше он со мной общался как с равной, как с другом, а сейчас как с внучкой, хоть и большой, но внучкой. Как бы сверху вниз.
— А может, он на тебя за что-то сердится?
— Нет, что ты! Если он сердится, он сразу говорит, никогда зла не держит.
— Тогда, может, он… зазнался?
— Зазнался? Вряд ли, не похоже на него! Он, конечно, любит иногда прихвастнуть, но чтобы так зазнаться… Нет. Ерунда!
— Слушай, Аська, ты говоришь, что он стал рассеянный?
— Да. И чуть отвлечется от разговора, так и кажется, что мысли его где-то витают.
— Я знаю, в чем дело! — твердо заявила Мотька.
— Да? И в чем же?
— Он влюбился!
— Влюбился? Дед? Да ты что?
— А что? Он же сам поет: «Любви все возрасты покорны!»
— Ну мало ли что он поет! Нет, не может быть! Какая там любовь? Он же, как ни крути, все-таки старый!
— Ну и что? А старики, по-твоему, не влюбляются?
— Не знаю, но представить себе, что дед влюбился… нет, не могу…
— А спорим?
— Да на что спорить?
— Ни на что, просто так. Ты сама посуди, Аська. Вот рассказали бы тебе все то же самое про того же Митю, так ты бы сразу сказала: ясное дело, он влюбился. Просто тебе странно, что Игорь Васильевич может влюбиться.
— А тебе не странно?
— Ни чуточки.
— Почему?
— Потому что он красивый. И в него вон сколько женщин влюбляются. Почему же он не может влюбиться?
— Ну, вообще-то, наверное, может… Но я все равно не думаю. Тут что-то другое…
— А может, и другое, — согласилась вдруг Мотька. — Ладно, перекинемся в нардишки?
— Давай!
Только мы сели играть, как в комнату заглянула тетя Липа.
— Ася, возьми Лорда к себе, а то он только под ногами путается, народ туда-сюда ходит, бедный пес совсем изнервничался. А еще лучше, пойдите погуляйте с ним.
Мы переглянулись, жалко было бросать игру, но Лорда тоже жалко.
— Ладно, потом доиграем. Пошли.
Когда мы вышли на площадку, из Альбининой квартиры как раз выходил Николай Николаевич.
— Вот гляжу на вашего пса, какой же красавец.
В этот момент из лифта вышел не кто иной, как Гриша.
При виде милиции он побледнел и спросил охрипшим голосом:
— Что случилось?
— Квартиру Альбины Федоровны ограбили! — сказала я.
— Как? А она, она не пострадала?
— В каком смысле? — заинтересовался Николай Николаевич.
— Она жива-здорова?
— Да. А позвольте спросить, кто вы? Документы у вас имеются?
— Конечно, вот, пожалуйста! — Гриша достал паспорт и отдал Николаю Николаевичу.
— А вы, девушки, что тут застряли? — спросил Николай Николаевич. — Идите себе гуляйте, вон ваш красавец уже рвется на волю. Ступайте, ступайте!
Ничего не попишешь, пришлось уйти.
— Аська, это кто, Гриша был?
— Да.
— Не похож на вора. И потом, что он, псих, что ли, соваться прямо в пасть милиции? Как ты считаешь?