Сюита №2
Шрифт:
– Мммм, Энн, – на английский манер произнес он, и в глухой ночи это прозвучало так фамильярно, что почти интимно.
Анна посмотрела на него с неодобрением, но с любопытством. Он выглядел так, как выглядят все англичане в ее представление, хотя она их знала не много. Высокий, с крупной прямой костью, с удлиненным лицом и тяжелым подбородком. Она не могла бы назвать его красивым, но он был мужественен и полон той красоты и силы, которая свойственна большому и крупному животному. Но самым примечательным были глаза, нет, не голубые, а темное-синие глаза, хотя, может это лишь кажется в свете нежного полумесяца. Во всем его внешнем виде была и собранность и некоторая развязность.
– Ничего страшного, моя вина, пожалуй, это я слишком пуглива, но прошу простить меня, час поздний, – осторожно произнесла она, пытаясь окончить разговор и как можно быстрее уйти.
– Не желаете ли пройтись? – как ни в чем не бывало, спросил ее он, сделав вид, что не слушал ее вовсе, и естественно, как если бы вместо отказа, услышал предложение побыть наедине с ней, предложил руку, чтобы она могла о нее опереться.
Анна была сбита с толку такой наглостью, она уже хотела резко оборвать его, но вспомнив, в сотый раз, кто она и где, и что этот отказ ей может дорого обойтись, застыла на месте и почти с мольбой произнесла:
– Кругом темно, не стоит, право…
– Не бойтесь, я джентльмен, – и вновь протянул ей руку, тем самым давая понять, что не принимает отказа. Затем шутливо и мягко добавил: – по большей части и лишь тогда, когда мне джентльменство навредить не может. – Он обескураживающе улыбнулся, и стал выглядеть добряком, впрочем, все с тем же цепким и холодным взглядом.
Неожиданно для себя, она оперлась о ее руку, и словно в одночасье, уверовав, ведомая пастырем, шагнула с ним во тьму.
Оказалось, месяц и звезды освещали не хуже самого яркого фонаря, и подъездная дорожка на виллу была как на ладони. И нет больше тьмы, и, кажется все так спокойно, но сердце, сердце ее билось так часто и так гулко, и от страха, и от трепета, оттого что это первое приключение, случившееся с ней за многие, многие годы житейских проблем и тягот. Она шла рука об руку с мужчиной, наедине, в ночи. В сознании всплыла схожая картина прошлого, но, не желая бередить сегодня раны, устав от бесплодных терзаний вины за эти годы, она словно стерла их из памяти, хотя бы на минуту. И есть лишь он и есть она, и сладко-горький вкус мимозы в жаркой летней ночи, и где-то там в ногах тревожно вздрагивает и трепещет безбрежный и бескрайний океан.
– Вы англичанин? – неожиданно спросила Анна.
– Шотландец, – поправил ее Дэвид.
Анна не видела в том никакой разницы, но если он ее поправил, значит, смысл в том был.
– Я из клана МакДональдов, – добавил он важно.
Анне и это ни о чем не говорило, но если он обратил на сей факт ее внимание, верно и это для него что-то да значит.
– Давно ли вы работаете у Жикелей? – прервал он ее размышления, по всей видимости не имея интереса к той теме, которую начала Анна.
– Почти что два года, – также кратко и лаконично ответила она, но затем, подумав, что раз уж она согласилась на прогулку, добровольно и без принуждения, будет крайне неучтиво продолжать оставаться в дурном расположении духа и пренебрегать беседой, и она неловко, словно за эти годы разучилась говорить, продолжила:
– На самом деле, мне несказанно повезло, с тех пор, как мы… часть нас … когда не стало, все изменилось, и мы вынуждены были все бросить и я…, – она с трудом подбирала слова, чтобы объяснить, не вдаваясь в подробности, все то, что произошло с ней, и
– Вы бежали от революции, мне очень жаль это слышать, уверен, вам пришлось многое пережить, оказавшись вдали от дома, но я рад, что вы нашли работу у Жикелей. Они, если и не прекрасные люди, то не худшие из возможных, – заключил за нее он.
Она удивленно посмотрела на него, и его невозмутимый вид и улыбку, всю ту же мягкую, и вкрадчивую и улыбнулась в ответ. Честно признаться, она и рада была, что не пришлось ничего объяснять. Может он все понял без слов, а может, не желал ничего слушать, потому что был к тому равнодушен. Второй вариант ей нравился чуть меньше.
– На самом деле я практически сразу нашла работу, все же когда то я была гувернанткой, и учителем французского, так что, я на своем месте, и все в жизни случилось не случайно, – глухо произнесла она, и тут же добавила: – Как вам нравится Лазурное побережье? – стараясь оживить этот деревянный и недвижимый разговор спросила Анна.
– Прекрасно! – все с тем же оптимизмом заверил он. – Множество развлечений, и климат, климат, особенно оттуда, откуда я родом. Там лишь дождь и сырость, и скалы. А здесь, я наслаждаюсь солнцем и теплом, – и, сказав это он остановился и повернулся лицом к ней. Казалось, он утомился говорить, и рад был как можно скорее закончить разговор. Его глаза горели каким-то лихорадочным пламенем, он ловко, нежно и вместе с тем требовательно обнял ее за талию, а другой рукой взял ее ладонь в свою и прижав ее бескровные пальцы к своим губам нежно поцеловал их. Словно этого он и ждал все это время, а разговаривая лишь мучился, стремясь скорее приступить к тому, чего желал и что умел лучше всего.
Она растерянно замерла и спокойно, но серьезно заявила:
– Мне кажется, мы неправильно друг друга поняли.
– Не может этого быть? – театрально удивился он, и как ни в чем не бывало, прижимая Анну лишь теснее к себе продолжил: – Вы восхитительны Энн, а я слишком стар, я зрелый мужчина и не в моих намерения слишком долго ходить вокруг да около. Мой возраст не для долгих игр. Я не встречал столь красивых женщин как вы, и говорю об этом прямо. Надеюсь, вы понимаете о чем я?
«Как щедро он расточает картонные комплименты» , – подумала Анна и деликатно, но настойчиво попыталась высвободиться из его крепких рук. Она напряглась уже приготовившись бороться с сопротивлением, но к ее удивлению он легко отпустил ее, и с невозмутимой улыбкой продолжил:
– Мы можем отправиться завтра в Ниццу. Вы бывали в казино де ля Жете променаде? Редкой несуразности дворец, но так по-французски и с излишеством. Лишенный вкуса, но все же стоит посмотреть, хотя бы раз.
– Боюсь в этом моя вина, я повела себя не слишком благоразумно, и дала вам ложный повод думать обо мне фривольно, быть может, это разность языка или культур, хотя едва ли это снимаете с меня вины. Прошу меня простить, и принять мой окончательный отказ, – строго и тоном, лишенным эмоций произнесла она.
Он закусил нижнюю губу, пожал плечами, и к ее удивлению сказал:
– Ну что ж, я джентльмен, как и сказал, поэтому все что угодно, но лишь по вашей воле! – и как ни в чем не бывало, подал ей руку для обратного пути.
Она была готова к его гневу и даже натиску против желания, но он будто потерял к ней интерес. Дэвид был все также приветлив, и ни словом, ни взглядом не дал ей понять, что оскорблен или обижен, будто бы сцены, развернувшейся минуту назад в этой бархатной ночи, и вовсе не было. И это сбило ее с толку, и сказать по чести, даже оскорбило.