Сюжет из подвала
Шрифт:
Неожиданно взгляд Арины упал на соседнюю потрескавшуюся от времени могильную плиту, которой, наверное, было сто лет.
– Кто же лежит рядом с тобой? – вслух спросила Арина и, сняв перчатку, вытерла рукой фотографию и наполовину стертую надпись. Вглядываясь в нечеткие буквы, Арина прочла:
АЛЕКСЕЙ ИЛЛАРИОНОВИЧ ЯХОНТОВ
ПОРУЧИК ЛЕЙБ-ГВАРДИИ
КАВАЛЕРИЙСКОГО ПОЛКА
1889–1923
Потом Арина рассмотрела хорошо сохранившуюся фотографию.
С памятника на нее смотрели озорные глаза риелтора Алексея.
– А-а! –
– Вперед! Вперед! – шептала пересохшими губами Арина, спотыкаясь о выступающие углы могильных плит, разрывая одежду о ржавые прутья оград, падая, вставая и вновь продолжая бежать от одолевших ее призраков, от ужаса непонятностей, которыми она была окружена в старом доме на проспекте Мира, где ей так хотелось навсегда уйти от жизни.
– Наконец-то! – выдохнула Арина, увидев, что стоит позади церкви, в окнах которой мелькали тени и горели свечи. «Не иначе как там идет служба», – подумала она. Ей даже показалось, что среди темных силуэтов людей она увидела отца Василия. Немного успокоившись, Арина оглянулась и поняла, что от страха долго и бестолково кружила по всему кладбищу. «А ведь там стена была почти разрушена», – вспомнила Арина. «И я вполне могла перелезть через нее».
Обогнув церковь, Арина вышла на аллею и направилась к выходу. Не оборачиваясь, она доковыляла до обочины проспекта Мира, свернула направо, проделала несколько шагов и тут только поняла, что сломала каблук, изодрала шаль и полушубок. Руки ее сжимали завернутый в пакет, «подарок» Луки. «Может, лучше не открывать и выбросить, пока не поздно», – подумала Арина. Но с женским любопытством бороться бесполезно и, поддавшись искушению, Арина открыла пакет.
– Ой! – слабо вскрикнула она, увидев, что в пакете лежат 200-граммовая бутылка коньяка и спелое красное яблоко.
– Милый, милый Лука, ты просто провидец, – прошептала Арина и припала к бутылочке. Упс! И шмякнулось пустое стекло об асфальт. Хрясть! И надкусила Арина яблочко, и прожевала, и проглотила по кусочкам. И поплыл мир перед глазами девушки в драном полушубке, и далеким показался ей сгинувший в вечность день.
«Побежать бы сейчас босой по снегу», – размечталась Арина и стала стягивать с себя осиротевшие без каблуков сапоги, но вдруг прозрела и остановилась. Тупо глянув в воздух, она выпрямилась, оправилась и похромала вперед к дому. Пятницкое кладбище, невнятный дворник Лука и таинственный риелтор Алексей вместе со своим усопшим двойником казались ей прокрученной кинолентой, которая сделав свое дело, свернулась черной змейкой в круглую бобину и затихла.
Хром, Хром, хром, стучали шажки Арины.
И исчез в наступившей ночи проспект Мира, пробежали мокрые асфальтовые дорожки, завернулись в темные дворы, и вот стоит Арина перед дверью в свой подъезд. Стоит и воровато озирается, словно во тьме притаился кто-то. Нет. Почудилось. Прошло. И вот она уже поднимается по лестнице на третий этаж. Голова болит, коленки ноют, ноги заплетаются на ровном месте и не хотят идти.
Крытую кожей персиковую дверь Арина встретила,
И снова «хлоп»! Персиковая дверь закрылась.
И стоит Арина в гостиной своей новой квартиры.
– Ух! – вырвался у Арины вздох облегчения, и, совершенно размякшая, она села прямо на пол. «Больше никто не потревожит меня», – подумала Арина. «Амалия обрела покой, а этот Алексей вовсе не Алексей, а какой-то…» Она не успела договорить последнее слово и вырубилась.
Но недолго отдыхала Арина. Резкий хлопок соседней двери разбудил ее. Часы пробили один раз, возвестив о глубокой ночи.
«Значит, я несколько часов кружила по кладбищу!» – подумала Арина, с трудом поднялась и похромала в ванную. Раздевшись, она с омерзением бросила в угол изодранные лохмотья и мельком глянула на свое отражение. Арина даже отшатнулась: волосы были всклокочены, царапина рассекала бледную щеку, а тело ныло. Вдобавок на бедре переливался всеми цветами радуги огромный синяк.
– Да, Арина Павловна, – вы совсем разучились работать, если у вас от быстрого бега болит все тело! – сказала она вслух. – Но ничего, мы еще покажем себя!
Кто такие были «мы» Арина не уточнила, а вместо этого быстро перелезла через бортик ванны и включила душ. Теплая вода успокоила ее, и она, смеясь, стала ловить ртом прозрачные струйки. Напившись и смыв с себя страхи и хлопоты, Арина вылезла из ванны и стала чистить всклокоченные перышки. И вот в отражении зеркала уже стояла прежняя Арина с падающей на одну сторону прядкой темных волос, длинной тонкой шеей и выступающими ключицами, которые прикрывало тонкое кружево белой сорочки. Если бы не рассекающая щеку царапина, то ее прямо сейчас можно было выпускать на сцену в роли Сильфиды или какой-нибудь феи.
– Только для кого я накрасила глаза? – вслух спросила Арина и тупо вперилась в свои незабудки. – А я начала говорить сама с собой, – грустно заметила она и пошла на кухню, где на столе одиноко лежала купленная вчера буханка хлеба.
Взяв со стола хлеб, Арина откусила кусочек, потом второй, а потом, словно зулус, начала рвать зубами мякоть и жадно глотать ее. Умяв половину батона, Арина попила лимонной водички и отправилась в спальню.
В комнате было темно. Арина подошла к окну и удивилась розовато-фиолетовому свету, который разливался в ночной мгле. Сначала она подумала, что близится рассвет, но до восхода солнца было еще далеко. А ночь продолжала купаться в розоватых бликах. Даже сквозь темное, беззвездное небо и то пробивались всполохи светлого сияния.
«Наверное, опять будет холодно», – подумала Арина и зевнула. «Все, надо идти спать».
Во сне она видела снежинку, кружащуюся в танце. В ней Арина узнала себя в усердном детстве. О, какое это было счастье ощущать себя летящей в танце, парить над сценой, над публикой, над собой. А за самой дальней кулисой стояла высокая женщина в светлом греческом хитоне и улыбалась ей, маленькой начинающей танцовщице. Эта златокудрая дама с красивыми, строгими чертами лица и чуть надменным взглядом была сама Терпсихора. Тогда она улыбнулась Арине, и это был добрый знак. И мир закружился в вихре звуков вокруг маленькой танцовщицы, и танец этот казался вечным.