Сюзи
Шрифт:
— Это означает, — ответил Кларенс, побелев, но твердым голосом, — что мои чувства к ней, наоборот, остались прежними, хотя было время, когда я толковал их неверно. И еще это означает, что только теперь я получил возможность сказать вам с той откровенностью, с какой сейчас…
— Ах, извините! — перебила миссис Пейтон и быстро направилась к двери. Приоткрыв ее, она выглянула в коридор. — Мне показалось, что меня зовут… и я… я должна идти, мистер Брант. Не сделав того, что намеревалась… и сказав далеко не все, что хотела. Но погодите… — Она в обворожительной нерешительности поднесла руку ко лбу. — Луна теперь восходит рано… вечером, после обеда я предложу прогулку по саду… И вы можете
Час спустя она уже сидела во главе стола — безмятежная, прекрасная и невозмутимая в своем изящном трауре, дразняще недоступная в пленительной мудрости своего вдовства. Рядом с ней сидели падре Эстебан и местный магнат, старый знакомый Пейтонов, а донья Росита и две детски наивные сеньориты, чья речь журчала, как ручей, сидели рядом с Кларенсом и Сэндерсоном. Миссис Пейтон с восхищением говорила священнику, какое удовольствие доставили ей перемены на ранчо и восстановление часовни, и вдвоем они похвалили Кларенса с высоты своей бесстрастной сдержанности и возраста. Кларенс чувствовал себя безнадежно юным и безнадежно одиноким; простодушный лепет его хорошеньких соседок казался ему младенчески-бессмысленным. В этом мрачном рассеянии он услышал, как миссис Пейтон, упомянув про красоту весенних вечеров, предложила дамам взять после кофе и шоколада свои накидки и прогуляться с нею по саду. Кларенс быстро взглянул на нее: cна смотрела в сторону, но на ее лице читалось легкое смущение, которого в нем прежде не было, а щеки чуть порозовели — румянец, несомненно, вызванный оживленной беседой.
Когда они наконец вереницей вышли из дома, их встретила сухая прохлада безветренного вечера и бело-черная игра тусклых лунных лучей. В их бледном, строгом сиянии угасли пышные краски цветов, и даже золото второй террасы поблекло и смешалось с серебром. В любое другое время Кларенс залюбовался бы этим странным эффектом, но сейчас его взгляд неотрывно следовал за высокой фигурой в длинном полосатом бурнусе, которая грациозно двигалась рядом с черной сутаной священника. Он подошел ближе, и миссис Пейтон обернулась.
— О, это вы! А я как раз говорила отцу Эстебану, что вы собираетесь уехать завтра, и просила разрешения покинуть его на несколько минут, чтобы вы могли показать мне, что было сделано вами в саду.
Она подошла к нему и с нерешительностью, в которой было что-то от девичьей робости, взяла его под руку. Этого никогда прежде не случалось, и Кларенс, забыв обо всем, порывисто прижал ее ручку к своему боку. Я уже упоминал, что сдержанность Кларенса иногда сменялась необычайной прямолинейностью.
Несколько шагов — и никто уже не мог бы услышать, о чем они говорят; еще несколько — и казалось, они остались вдвоем во всем мире. Сбоку от них длинная глинобитная стена уходила во мрак; их ноги ступали по черным теням узловатых груш. И они, следуя их прихотливым извивам, шли так, словно эти тени были узором на огромном ковре. Кларенс лишился дара речи, но ему казалось, что рядом с ним скользит видение, с которым он должен заговорить первым.
Однако это все же была женщина из плоти и крови.
— Вы начали что-то говорить в кабинете, когда я вас перебила, — сказала она спокойно.
— Я говорил о Сюзи, — торопливо ответил Кларенс, — и…
— О, тогда не продолжайте, — живо остановила его миссис Пейтон. — Я все поняла и верю вам. Поговорим о чем-нибудь другом. Мы еще не обсудили, как я могу возместить
— Ни то и ни другое. Лучше пока оставим эту тему.
Миссис Пейтон словно бы не заметила мальчишеского упрямства, с каким были произнесены эти слова, но ее странная, нервическая веселость еще более возросла.
— Ну так поговорим о сеньоритах Эрнандес, с которыми вы и слова за обедом не сказали, хотя я пригласила их только из-за вас и вашего умения говорить по-испански. Они очаровательны, хоть и немного глупенькие. Но что мне остается делать? Если я поселюсь тут, мне нужно будет окружить себя молодежью, чтобы скрасить унылость этого дома хотя бы для других. Вы знаете, я очень привязалась к мисс Роджерс и пригласила ее погостить у меня. Мне кажется, она чрезвычайно к вам расположена, хотя и несколько застенчива. Но в чем дело? Неужели вы питаете к ней неприязнь? Не может быть!
Кларенс вдруг остановился. Они достигли границы теней от грушевых деревьев. Еще несколько шагов, и они выйдут к развалинам южной стены и залитым лунным светом просторам за ней. Однако вправо отходила еще более темная аллея маслин.
— Нет, — ответил он задумчиво. — Я должен быть благодарен Мэри Роджерс за то, что она открыла во мне нечто, с чем я, слепец, вел бессмысленную и безнадежную борьбу.
— Но что же это было такое? — резким тоном спросила миссис Пейтон.
— Моя любовь к вам.
Миссис Пейтон растерялась. Любая истина всегда потрясает своей неожиданностью, и никакое дипломатическое красноречие, никакие ухищрения никогда еще не могли предотвратить подобного потрясения. Что бы ни таилось в ее сердце и мыслях, к такой прямоте она не была готова. Но молния пала с неба — они были одни, между звездами и землей не было никого и ничего, кроме нее самой, этого человека и этой истины, от которой нельзя было ни отвернуться, ни ждать пощады, ни бежать. Два шага — и она выйдет из сада на лунный свет, но и там ее ждет все та же страшная откровенность честной, не признающей обиняков природы. Поколебавшись, миссис Пейтон свернула под тень маслин. Это, пожалуй, было более опасно, но зато не так постыдно, не так малодушно. И безнадежно прямолинейный Кларенс тотчас последовал за ней.
— Я знаю, вы будете меня презирать… возненавидите меня, а может быть, что всего хуже, просто мне не поверите… Но я клянусь вам, что всегда любил только вас, да, всегда! И сюда я приехал, чтобы увидеться не с подружкой моего детства, а с вами, ибо я свято хранил в душе ваш образ с тех пор, как впервые увидел вас еще мальчиком, и вы всегда были моим идеалом. Вы были единственной женщиной, о которой я думал, о которой мечтал, которую обожал, ради которой жил. Даже когда я вновь встретился с Сюзи, выросшей здесь, рядом с вами, даже когда я надеялся получить ваше согласие на брак с ней, то лишь для того, чтобы всегда быть с вами, стать членом вашей семьи и получить место в вашем сердце рядом с ней, потому что я любил вас, и только вас. Не смейтесь надо мной, миссис Пейтон, потому что я говорю вам правду — всю правду, бог свидетель!