Т. 13 Число зверя
Шрифт:
Папа сказал:
— Мы все некурящие.
— Это не табак и не гашиш, он не вызывает привыкания. Только легкую эйфорию. Я вас не заставляю, я сама хочу. Спасибо, Лазарус, и предложи остальным. Так вот… Я была мужчиной почти восемьсот лет, потом меня убили. Меня не было в живых полторы тысячи лет, потом меня вернули к жизни. Когда меня обновляли, обнаружилось, что в двадцать третьей паре хромосом у меня триплет — XXY.
— Понимаю, — сказала Шельма. — И Y — доминанта.
— Тетя Хильда — биолог, — пояснила я.
— Отлично! Тетя Хильда, — можно я буду так вас звать, как моя двойняшка? — вы мне поможете в трудных местах? — Либ улыбнулась, и улыбка у нее была точь-в-точь как у меня. — Y была доминантой, но двойная доза X не давала мне покоя, я сам не понимал почему. Из меня вышел неплохой мужчина — тридцать лет в Космическом флоте на старой доброй Терре: один офицер проявил ко мне интерес и устроил в академию. Но я по характеру не годился в командиры и большую часть времени провел в штабе — командовать приходилось только изредка и всегда небольшими кораблями. — Она снова улыбнулась. — А сейчас, когда я чувствую себя полноценной женщиной, а не помесью мужчины неизвестно с чем, я без колебаний принимаю командование на себя. Так вот, возвращаюсь назад. Мне всегда было как-то не по себе с мальчишками и с мужчинами. Я был застенчив, одинок, и меня считали немного ненормальным. Нет, не гомосексуалистом — для этого я был слишком робок. Хотя, возможно, это было бы мне полезно. В те дни, после междуцарствия, я был «бесследно исчезнувшим Говардом» — только через много лет после того как я поступил на флот, семейство меня отыскало. Люди с генотипом XXY по большей части бесплодны, но я — нет. На протяжении следующих семидесяти лет у меня был двадцать один ребенок. Мне нравилось жить со своими женами, спать с ними, я любил наших детей. И вот мы дошли до бегства с Земли, которое возглавил Лазарус. Я был тогда холост — обе мои жены снова вышли замуж. Друзья, Лазарус стал первым в моей жизни мужчиной, которого я полюбила.
— Либ, это не имеет никакого отношения к твоей истории! Я ведь не знал, что ты меня любишь!
— Это имеет отношение к моей истории! В течение восьми столетий мы путешествовали вместе. Потом меня убили — по моей собственной неосмотрительности. Некоторое время спустя Лазарус и его сестры кремировали меня и развеяли прах в атмосфере старой доброй Терры — по такой траектории, чтобы он осел в той местности, где я родился. Лазарус, их это как будто ничуть не удивляет. Они мне не верят?
— Конечно, верим, — вмешалась я. — Но то, что ты рассказываешь, для нас не новость. Чего мы не знали, — это того, что ты жива и стала женщиной. Перевоплощение?
— Да нет! Перевоплощение — это чепуха.
Меня охватило раздражение. С тех пор как после смерти мамы Джейн я привела свои мысли в порядок, мне не нравится, когда по этому поводу высказываются так категорически.
— У тебя есть доказательства? — перебила я.
— Дити, я задела твои чувства?
— Нет, Либ, не задела. Я спросила, есть ли у тебя доказательства.
— Ну… нет. Но если это допустить, то я, по-моему, смогу показать, что это приводит к противоречию.
— Доказательство от противного? Это опасная штука, Либ. Спроси Георга Кантора [69] .
Либ рассмеялась:
— Ну, ладно, не буду высказывать никакого мнения, пока кто-нибудь не представит мне надежных доказательств — или за, или против.
— Я надеялась, что у тебя есть доказательства, Либ, потому что ты уже была мертва, а я нет. По крайней мере, не помню такого.
69
Кантор Георг (1845–1918), немецкий математик, разработавший основы теории множеств.
— Но и я не помню, как была мертва. Просто страшный удар по голове… Потом какие-то сны, которых я не могу вспомнить… Потом кто-то терпеливо спрашивает меня снова и снова, кем я хотела бы быть — мужчиной или женщиной… И наконец я немного пришла в себя и поняла, что спрашивают всерьез, и ответила: «Женщиной»… А потом много дней мне задавали тот же вопрос по меньшей мере раз в день… А потом я однажды вечером уснула, а утром проснулась женщиной. Это меня удивило гораздо меньше, чем то, что, как выяснилось, прошло пятнадцать столетий. Быть женщиной представлялось мне совершенно естественным. У меня сейчас пятеро детей — то есть рожденных детей, а вообще-то я произвела двадцать одного, и один был пересажен в меня одним из моих потомков. Лазарус, а когда ты-то собираешься сделать мне ребенка?
— Когда греки начнут считать годы по календам [70] .
— Либби, прелесть моя, когда ты захочешь это устроить, если только не шутишь, спроси у меня.
— Спасибо, Дора, я буду помнить. Лазарус, тебе придется разъяснить тот парадокс, я-то все это время была просто куклой.
— Либ, тебе не кажется, что время уже позднее? Наши гости устали.
— Капитан Хильда? — Либ вопросительно повернулась к ней.
— Временем у нас занимается Дити.
70
Календы, в римском календаре первые числа месяцев, приходящиеся на время, близкое к новолунию; выражение «до греческих календ» означает «никогда», так как термин «календы» применялся только в римском (а не в греческом) календаре.
— Либ, я пока не знаю, сколько сейчас времени по вашим часам. Я показала вам наши секунды: в минуте у нас шестьдесят секунд, в часе шестьдесят минут, в сутках двадцать четыре часа. Примитивно, правда? А у вас время измеряется в метрической системе?
— Смотря что вы имеете в виду, Дити. Вы работаете в десятичной?
— Да. То есть нет, я работаю в двоичной, потому что я программист. Но я привыкла переводить из системы в систему, это мне ничего не стоит.
— Я поняла, что вы пользуетесь десятичной системой, когда попробовала угадать, что вы имеете в виду, говоря «шесть в шестой степени», и вы подтвердили мой ответ. Мы теперь работаем большей частью в системе с основанием сто двадцать — один-один-один-один-ноль-ноль-ноль в двоичной.
— Разумно. Легко пересчитывать в любую систему.
— Да. Обычно мы пользуемся этой. А для научной работы — троичной, потому что ее используют наши компьютеры. Насколько я понимаю, Ае и Доре понадобилось несколько миллисекунд, чтобы понять друг друга.
— Ну, не такие уж мы тихоходные!
— Извини, Дора. Иногда мы пользуемся шкалой времени, которая соответствует троичной системе. Но в повседневной жизни часы у нас точно такие же, как и у вас, — только ходят на три процента медленнее. На нашей планете день продолжается дольше.
— На сорок две ваших минуты.
— Быстро соображаешь, Дити. Да.
— А у ваших компьютеров, значит, трехфазное питание.
— Ты соображаешь быстрее, чем я две тысячи лет назад. А я тогда была попроворнее, чем сейчас.
— Ну, это трудно сказать, а в сравнении с любым компьютером мы похожи на ахиллесову черепаху [71] . Так вот, мы обедали в восемнадцать часов. Ая погрузилась на борт Доры примерно час с четвертью спустя. Так что для нас сейчас около половины девятого вечера, а ложимся спать мы обычно в двадцать два — двадцать три, если только ложимся вовремя, но это у нас никогда не получается. Который сейчас час у вас на корабле и какое тут расписание?
71
Имеется в виду персонаж апории (парадокса) Зенона: могучий Ахиллес никогда не догонит тихоходную черепаху, так как пока он проходит разделяющее их расстояние, черепаха уйдет на сотую его часть вперед, пока он преодолеет эту сотую — она уйдет на одну десятитысячную и т. д.