Т. 14 Чужак в стране чужой
Шрифт:
— В каковом случае, — заметила Мириам, — ты посмотрел бы заодно и на Мики… как она поливает себе голову морковным соком. Мерзейшее зрелище.
— Я выражался метафорически.
— А я реалистически. Она ест как свинья.
— А что тут такого метафорического? — недоуменно спросила Джилл.
— Э? В моем лексиконе «призрак» — не более чем элемент образных речевых оборотов.
— Но ведь это вполне реальная сущность.
— Может быть, может быть. Но я предпочитаю общаться с малолетними девицами в своем нормальном, телесном качестве.
— Ну и общайся в свое удовольствие, —
— Нет, — покачал головой Джубал, — я давно уже поставил себе пределом трехзначное число.
— Какое такое трехзначное, начальник? — невинно поинтересовалась Мириам. — У Мафусаила тоже было трехзначное.
— А без непристойностей ты не можешь?
— Вонючка говорит, что женщина должна быть непристойной и немой.
— Твой муж говорит правильно. В тот день, когда на моих часах появится три цифры, я развоплощусь, хоть в марсианском стиле, хоть каким-либо из грубых дедовских способов. И никто мне не помешает. После матча нужно идти в душевую, это едва ли не лучшая часть игры.
— Я грокаю, ты говоришь верно, — кивнула Джилл. — Насчет лучшей части игры. Но только не рассчитывай, что это будет так уж скоро. Твоя полнота еще не вызрела. На той неделе Алли составила твой гороскоп.
— Гороскоп? Этого еще не хватало! И кто такая Алли? Как она смеет! Покажи мне эту особу! Ей-же-ей, я сдам ее БЧБ.
— Боюсь, не сможешь, — заметил Махмуд, — потому что она участвует в работе над нашим словарем. А что касается «кто такая», это мадам Александра Везант.
— Бекки? — восхитился Джубал. — Так она тоже здесь, в этой психушке?
— Да, Бекки. Мы зовем ее «Алли» потому, что у нас уже была другая Бекки. И ты не так уж смейся над ее гороскопами, она обладает Прозрением.
— Придумай чего посмешнее. Астрология — чушь собачья, ты и сам прекрасно это знаешь.
— Кто бы спорил. Алли тоже это знает. А большинство астрологов — бездарные жулики. И все равно Алли занимается астрологией с еще большим, чем прежде, рвением, на основе марсианской арифметики и марсианской астрономии — она куда полнее нашей. Это ее приспособа для огрокивания. Она могла бы выбрать и что-либо другое — кофейную гущу, или хрустальный шар, или куриные потроха — вспомогательные средства могут быть любыми. Но Майк посоветовал Бекки работать с привычными ей символами. Главное же то, что у нее есть Прозрение.
— Ты о чем, Вонючка? Что это за хрень такая — Прозрение?
— Способность грокать большую часть Вселенной, чем кусочек, непосредственно тебя окружающий. Майк получил ее у марсиан, в процессе многолетнего обучения. Алли — талантливая самоучка, а то, что она использовала в работе бессмысленную астрологическую символику, не имеет ровно никакого значения. Четки тоже лишены всякого смысла — мусульманские четки, конкурентов я не трогаю. — Махмуд достал четки и начал их перебирать. — Если надетая задом наперед шляпа помогает тебе играть в покер, значит, помогает, и кому какая разница, что твоя шляпа не обладает волшебными свойствами?
Джубал взглянул на исламское приспособление и осторожно спросил:
— Так ты что, все еще правоверный? Я-то думал, ты вступил в Майкову церковь.
— И то и другое, — улыбнулся Махмуд, опуская четки в карман.
— Чего? Вонючка, они же несовместимы.
— Только при поверхностном рассмотрении; можно считать, что Мириам приняла мою веру, а я — ее. Я все еще раб Божий, во всем покорный Его воле, — и это не мешает мне говорить: «Ты еси Бог, аз есмь Бог, все, что грокает, есть Бог». Пророк никогда не утверждал, что Он — последний из пророков или что Он сказал все, что можно сказать. Покорность воле Божией не превращает человека в робота, неспособного выбирать, а значит, и грешить.
Покорность может включать — и действительно включает — высочайшую ответственность за то, как я и каждый из нас формирует Вселенную. Мы можем превратить ее в райский сад — или разрушить и разграбить. Не я сказал, — улыбнулся Махмуд, — но я повторю: «Богу же все возможно» — за исключением одного невозможного. Бог не может покинуть Себя. Он не может отречься от Своей ответственности за все — Он не может не покоряться Своей собственной воле. Ислам пребудет {89} — Он не может свалить ответственность на кого-либо другого. Она на Нем — на мне — на тебе — на Майке.
— Вонючка, — вздохнул Джубал, — теология всегда вгоняла меня в тоску. Где Бекки? Я не встречался с ней двадцать с чем-то лет, это жуть как долго.
— Увидишь ее, увидишь. Но сейчас она не может оторваться от работы, она диктует. Позволь я тебе объясню. До последнего времени я ежедневно входил в раппорт с Майком — на несколько секунд, хотя казалось, что это полноценная рабочая смена. Затем я сразу же надиктовывал все, что он в меня впихнул, на магнитофон. Другие люди, обученные марсианской фонетике, делали рукописную транскрипцию моих пленок, затем Мириам перепечатывала их записи на специальной пишущей машинке, а кто-нибудь из нас с Майком — лучше Майк, но у него трудно со временем — правил машинопись от руки.
Но теперь Майк собирается отослать меня и Мириам, чтобы мы кончали словарь в другом месте, вернее говоря, он огрокал, что вскоре мы огрокаем такую необходимость. Поэтому мы поставили в восемь спален восемь магнитофонов и подключили к работе всех, кому она под силу, — Пэтти, Джилл, меня, Мириам, твою подружку Алли, остальных ты еще не знаешь. С помощью Майка мы входим в транс, затем он закачивает в нас язык — словарь, грамматику, идиомы — за моменты, какие кажутся нам часами; выйдя частично из транса, мы сразу же, по свежим следам, надиктовываем все это на магнитофон. Но для такой работы годятся далеко не все, тут требуется хорошее произношение, способность войти в раппорт, все запомнить и воспроизвести. Сэм, к примеру, подходит по всем статьям, кроме одной: он умудряется, Бог уж знает как, говорить по-марсиански с нью-йоркским акцентом, при транскрипции его пленок получаются бесчисленные ошибки. Вот этим-то и занимается сейчас Алли — диктует. Она пребывает в частичном трансе, необходимом для лучшего вспоминания, и если ее прервать, все, что она не успела еще надиктовать, пропадет.