Т. 14 Чужак в стране чужой

Хайнлайн Роберт Энсон

— Ну так и не делай, — посоветовал Джубал. — Сиди себе и радуйся жизни.

— Вот уж хрен! Я доберусь до этого…

— Тихо, тихо! Главное, Бен, что ты жив… а ведь всего час назад я в это почти не верил. А до Дугласа и добираться не надо — он сделает все, как мы ему скажем, и даже поморщится не посмеет. Вроде как тот кот, слизывающий горчицу у себя из-под хвоста — добровольно и с песнями.

— Вот об этом я и хотел поговорить. Мне кажется…

— А мне кажется, что тебе пора спать. Выпив предварительно стакан теплого молока с добавлением моего тайного протрезвляющего снадобья.

Какстона

не пришлось долго уговаривать. Убедившись, что он спит, Джубал направился в свою спальню и встретил по пути Энн.

— Веселенький денек, — устало покачал он головой.

— Да. Я бы предпочла обойтись без такого веселья, и не дай Бог, если оно повторится. Ложись, начальник, спать.

— Я и ложусь. Слушай, Энн, а что такого особенного в поцелуях Майка?

Глаза у Энн мечтательно затуманились, затем она улыбнулась.

— Нужно было и тебе попробовать.

— Староват я в голубые перекрашиваться. Но про этого парня мне интересно буквально все. Так как там, действительно есть разница?

Энн немного задумалась.

— Да.

— И какая же?

— Майк отдается поцелую весь, без остатка.

— Тоже мне невидаль, я и сам так делаю. Точнее говоря — делал.

— Нет, — покачала головой Энн. — Меня целовали большие специалисты по этой части, но ни один из них не отдавался поцелую полностью. Они не могут сосредоточить на поцелуе все свое внимание. Всегда остаются мысли о чем-то постороннем. Не опоздать бы на автобус… удастся ли с этой девицей переспать… не поймал бы нас ее папаша, или муж, или соседи. Да о чем угодно — о работе, о деньгах, о той же своей поцелуйной технике. У Майка нет никакой техники, зато он целует тебя, не думая ни о чем другом. В этот момент для него нет во Вселенной ничего, кроме тебя, и этот момент равен вечности — ведь Майк ни о чем не думает, не строит никаких планов, никуда не стремится. Он целует тебя — и все. — Энн слегка поежилась. — Ошеломляющее впечатление.

— Х-м-м…

— И нечего хмыкать, старый похабник! Ничего ты не понимаешь!

— Не понимаю. И не пойму — как это ни прискорбно. Ну что ж, спокойной ночи. Кстати, я сказал Майку запереться.

— Кайфоломщик!

— Он и так учится очень быстро, не стоит его торопить.

18

Совещание отложили на двадцать четыре часа, что дало Какстону время прийти в себя, узнать о пропущенной им неделе побольше, а также «взрастить близость» с Майклом, который предложил ему воду сам, быстро огрокав близость Бена и Джилл и посоветовавшись с последней.

Перспектива такого братания повергла журналиста (Джилл предупредила его загодя) в тягостную нерешительность: он был далеко не в восторге от заметной невооруженным взглядом близости между медсестрой Бордман и ее пациентом. Неделя, проведенная невесть где, повлияла на Бена неожиданным образом: едва оставшись с Джилл наедине, убежденный этот холостяк снова сделал предложение.

— Не надо, Бен, — отвела глаза Джилл.

— А почему не надо? У меня хорошая, постоянная работа, я вполне здоров — а точнее, буду вполне здоров, когда выведу наконец из организма эту «сыворотку правды», или чем там они меня накачивали… а пока эта гадость еще во мне, я ощущаю непреодолимую потребность говорить правду. Я тебя люблю. Я хочу на тебе жениться и растирать твои бедные натруженные ножки. Неужели я слишком старый? Или ты собралась выйти за кого-нибудь другого?

— Да нет же, и нет, и не другое! Бен… я же тебя тоже люблю. Только не надо об этом сейчас, сейчас я просто не могу.

И она стояла на своем как каменная.

С большим трудом и не сразу Бен осознал, что ревность его бессмысленна, что Майкл — не соперник, а просто один из пациентов Джилл. У хорошей медсестры обязательно появляется материнское отношение к больным, хочешь жениться на медсестре — смирись с этим заранее. И разве полюбил бы он Джилл, будь у нее другой характер? Ведь дело совсем не в лихой восьмерке, которую описывает на ходу ее задница, не в умопомрачительном фасаде, пялиться на бюст — подходящее занятие для прыщеватых подростков, а он давно вышел из детского возраста. Нет, он любит именно Джилл, всю ее и такую, какая она есть.

А это значит, что придется занимать в жизни Джилл второе место, после нуждающихся в ней пациентов — и не ревновать. И он не будет ревновать! К тому же Майкл — приятный парень, невинный и простодушный, как Джилл и рассказывала. А стать женой газетчика — тоже радость еще та. У газетчика нет твердого расписания, он может уйти из дому и вернуться только через неделю, ему приходится работать и ночами, и когда угодно. А начни Джилл закатывать сцены — разве мне это понравится? Только Джилл — она не начнет.

Придя таким образом к единому с самим собой мнению, Бен спокойно и безо всяких задних мыслей отпил из предложенного Майклом стакана.

Пригодился лишний день и Джубалу.

— Бен, когда вы свалили на меня все это дело, я сказал Джиллиан, что и пальцем не пошевелю, чтобы отстоять так называемые «права» Майка. А теперь я передумал. Этому правительственному ворью надо дать по грабкам.

— Да уж, правительство у нас хуже некуда.

— Следующее будет еще хуже. Ты, Бен, недооцениваешь Джо Дугласа.

— Грошовый политикан, и мораль у него соответствующая.

— Верно. Можешь добавить еще умопомрачительную невежественность. И в то же самое время Дуглас — довольно честный и добросовестный мировой лидер, значительно лучше, чем мы того заслуживаем. Я охотно перекинулся бы с ним в покер — этот парень не станет передергивать, а проиграет — так расплатится с улыбкой. Настоящий СП, читай как хочешь, то ли «свой парень», то ли «сучий потрох». Одним словом, не то чтобы совсем уж ангел, но и не дерьмо какое.

— Джубал, что-то ни хрена я тебя не понимаю. Ты же был уверен, что Дуглас приказал меня угробить — да к тому оно, собственно, и шло. Ты уж не знаю как наизворачивался, вытаскивая меня из дыры, и я по гроб этого не забуду. Ровно так же я никогда не забуду, кто засунул меня в эту дыру. Дуглас совершенно не виноват в моем спасении, он предпочел бы, чтобы я сдох.

— Пожалуй, да. Но только… ладно, забудь об этом, и дело с концом.

— Вот же хрен я чего забуду!

— Ну и дурак. Ты же никому ничего не докажешь. И нечего взваливать на меня бремя своей благодарности. Я старался не ради тебя.