Та, что подарила жизнь
Шрифт:
– Абсолютно.
Тетушка не спешила отвечать. Она всматривалась в лицо племянницы, точно пыталась в нем что-то рассмотреть очень важное. Но Вера уже пришла в себя и знала, что на её лице больше не отражается ни одна эмоция. За последние годы, даже месяцы, она много чему научилась, спасибо учителям, у неё они попались опытные. Прожжённые.
– Ладно, детка. Тогда я к себе. Наверх.
Раиса оттолкнулась ладонями от стола и обернулась к Тарасу, молча наблюдавшему за ними.
– Спасибо, что приехал.
Тот
Вера понятие не имела, о чем она будет разговаривать с Сабуровым. Она заставила себя мысленно назвать мужчину по фамилии.
То, что он больше не их Тарас, не вызывало никакого сомнения.
– Я тоже хочу, – слова с трудом складывались в осмысленную речь и срывались с её губ, – тебя поблагодарить. Мы оказались в непростой ситуации, из которой не видим выхода.
Прежде чем ответить, мужчина выждал паузу, за время которой волнение горячей волной прошлось по позвоночнику Веры.
А ещё появилось четкое ощущение, что она разговаривает с незнакомцем.
Или призраком…
– Ты правильно сделала, что позвонила, – Тарас не смягчил тона. Видимо, и не собирался.
– Я только сегодня узнала, что ты… – она хотела сказать «жив», но вспомнила, что уже пыталась это сделать десятью минутами раньше, и ничего хорошего из затеи не вышло. Повторяться не имело смысла. – Приехал в Россию.
– У меня тут дела. Вера, давай так. Я вижу, что разговор у нас идет тяжело, да и время поджимает, – Тарас посмотрел на часы. Вера сделала акцент на дорогой широкий кожаный ремень черного цвета. Он идеально смотрелся на загорелой бронзовой коже Тараса. – Ты должна понимать, что я в дом вошел не просто так. И сейчас сюда приедут ещё люди.
Вера не видела, как побледнела, просто почувствовала, как ударило в виски. Захотелось с силой их сжать.
– Понимаю. Люди Сивакова. Или Богдан Владимирович собственной персоной?
– Сиваков. Только с ним я буду вести переговоры.
Вера окончательно перестала что-либо понимать.
То, как произнес последнюю фразу Тарас, сказало о многом. С такой фундаментальность и между тем простотой, без намёка на понты, уверенностью мог говорить человек, который твердо стоял на ногах и не сомневался в своих возможностях.
Вера снова посмотрела на мужчину.
Эти очки… Они ему не шли. Или они у неё никак не ассоциировались с Тарасом? Скорее всего, второе.
А вот шрамы…
Лучше о них не думать. Вернее, о том, когда он их получил.
– Он мне несколько раз звонил, – Вера, не выдержав, отвела взгляд. Смотреть на Сабурова оказалось невыносимо больно. Она ничего не могла с собой поделать. Чуть позже научится контролировать эмоции внутри, сейчас же радовалась, что не растеклась лужицей, не слетела в истерику, а собралась и продолжила разговор.
– Предлагал встречу?
– Нет.
– Понятно.
Интересно, что?
У
Или не пытается? А просто она так решила, и остальное лишь её домыслы и не более.
– Вам, наверное, потребуется место для переговоров. Кабинет отца подойдет?
Странно, но стоило ей заговорить про кабинет, как лицо Тараса изменилось. Наконец, на нем проступила эмоция, которую она прочитать не пожелала.
Угол рта мужчины искривился.
– Будет неплохо.
– Хорошо. А мне что делать? Ждать, когда вы закончите?
Вера хотела – нет, жаждала – большей определенности.
Они столько дней прожили под гнетом, под давлением, отрезанными от мира. Вера устала мучиться от непонимания происходящего. Ни на один вопрос ей никто не отвечал. Даже тот же Сиваков отмалчивался. В последний их разговор Вера сорвалась и высказала ему всё, что накопилось в душе. И про то, что он был другом её отца, и про то, что она сидела у Сивакова на коленях, когда была малышкой.
Мужчина молча выслушал её, пожелал спокойной ночи – он звонил всегда в одно и тоже время, в двадцать два часа – и сбросил вызов.
Прежде чем ответить на её последние вопросы, Тарас снова сделал паузу, которая очень сильно не понравилась Вере.
А ещё ей не понравился его взгляд.
Очки искажали восприятие, но что-то в них промелькнуло темное. Тягучее. Опасное.
– Наверху тебя ждет спящая дочь. Иди к ней.
Вера готовилась услышать всё что угодно, но не эти слова.
Даже отдаленно имеющие отношение к ним.
Земля ушла из-под ног Веры. Хорошо, что девушка сидела, иначе точно упала бы.
Если Вера думала, что всё, лимит её удивления, шока, эмоциональных всплесков на сегодня закончился, она сильно заблуждалась.
Всё только начиналось.
Теперь с Сабуровым.
Вера смотрела на мужчину и не видела его.
– Ты знал? – надсадно выдохнула она. Дыхание обожгло горло.
– О Кате? – Сабуров продолжил говорить всё тем же холодным и равнодушным тоном, все сильнее вызывая желание схватить стоящую рядом сахарницу и запустить ее. Куда – уже другой вопрос. Или прямо в него, или хотя бы в пол.
Чтобы та разбилась на сотни мелких частиц.
Как и сердце Веры.
– Да, о дочке.
– Конечно, знал.
– Вот как, – Вера невольно сжала губы. Но не от злости. Не от раздражения.
От бессилия, что било наотмашь.
Девушка облизнула пересохшие губы, которые требовали уже профессионального увлажнения, и неспешно поднялась.
Главное – сохранить лицо.
Как же правы те люди, которые говорят, что в общении с другими умение контролировать себя, свои эмоции, то, что говоришь – едва ли не самое главное.