Та, которой не стало
Шрифт:
– Какой кошмар! – ахнула она. – Подумать только, что этот подонок мог стать врачом… и свободно предаваться своему пороку!
– Совершенно с вами согласен, Мелина, – серьезно сказал Лоусон. – Но если хотите знать мое мнение, особой его вины в том нет.
– Как так? – удивилась она. – Или вы из тех, кто считает половых извращенцев тяжело больными, глубоко несчастными людьми, заслуживающими всяческого снисхождения?
– Я так не считаю, мисс Ллойд, но сейчас речь не о моих взглядах. Мы опросили его учителей, людей, которые знали Гордона раньше, и узнали, что с самого раннего детства Дейл был изгоем. Психологи утверждают – это оттого, что в семье не было мужчины, а следовательно –
– Но при чем тут Джиллиан?
– Что-то в ней поразило Гордона до такой степени, что он увлекся ею. Она стала для него наваждением, навязчивой идеей, избавиться от которой было выше его сил. Как это случилось – не так уж важно. Возможно, ваша сестра однажды поговорила с ним достаточно приветливо, а он воспринял это как своеобразный аванс. Кто знает?.. Во всяком случае – не я. – Лоусон откашлялся. – Очевидно одно: у этого парня было слишком много иллюзий, фантастических идей, иначе зачем бы перед смертью он принял позу распятого Христа? Одна из этих идей и погубила его. Когда накануне вечером Дейл Гордон увидел вашу сестру с Хартом, у него просто-напросто вышибло предохранители.
– Он пошел и убил ее. Так?
– Да. Он нанес Джиллиан двадцать два глубоких ранения. Я не стану зачитывать вам все заключение о посмертном вскрытии, сообщу только самое важное. Все раны были нанесены ножом, который мы нашли в квартире Гордона. Смерть наступила в результате проникающего ранения в шею. Клинок задел сонную артерию – отсюда, кстати, большое количество крови. Второй удар пришелся прямо в сердце. Восемнадцать из двадцати двух ран были нанесены уже после наступления смерти. Словом, ваша сестра почти не страдала, может быть – вообще не страдала.
– На ее месте должна была быть я… – тихо сказала она.
– Напрасно вы так думаете, Мелина. Это… неправильно. – Лоусон переложил трубку в другую руку и сделал еще глоток «Доктора Пеппера». Он хорошо ее понимал и боялся, что вину за происшедшее Мелина Ллойд будет ощущать до конца жизни.
Это было неправильно, несправедливо, но он ничего не мог с этим поделать. К тому же Лоусон тоже не считал эту выдумку с подменой особенно удачной. Такая игра больше подходила подросткам, а не взрослым тридцатипятилетним женщинам.
– Как ему удалось сделать фотографии Джиллиан? – спросила она.
Лоусон не показывал их ей, но сказал, что такие фотографии существуют.
– Его лаборатория находилась рядом с одним из смотровых кабинетов. Он просверлил в стене дыру, и… Когда мы обнаружили это отверстие и специальный фотоаппарат, руководство клиники было в шоке.
– Еще бы!..
Последовала длинная пауза. Потом Лоусон негромко кашлянул.
– Я… Мне просто подумалось, что вам надо знать это, прежде чем я закрою дело и отправлю его в архив.
– Но мне кажется, что… – Она не договорила, но Лоусон прекрасно понял, что ее смущает. Насколько он знал, родственники жертв часто относились к желанию следователя закрыть дело с подозрением. Даже если в нем все было прозрачно и ясно, как в случае Джиллиан Ллойд. Родным и близким всегда очень трудно смириться с мыслью, что человек, которого они любили, умер просто потому, что кто-то захотел его убить. И убил. Убил из ревности, алчности или по какому-то непостижимому капризу больного мозга. Нет, Лоусон никогда не осуждал родных, если они отказывались понять, что ценность человеческой жизни – вещь относительная и что для кого-то она, к сожалению, ничего не значит. И все же сегодня он очень не хотел повторения такой ситуации. Лоусон чувствовал себя абсолютно выжатым, и ему вовсе не улыбалось уговаривать Мелину, убеждать ее в том, что он ничего не упустил. Кроме того, дело Джиллиан Ллойд было у него не единственным – на столе детектива уже лежало несколько папок с делами, которыми ему предстояло заняться в самое ближайшее время.
Лоусон мог вообще не звонить Мелине, но все дело было в том, что она ему нравилась. Он уважал ее за мужество, за стойкость, которую она проявила. Мелина не закатывала истерик, не требовала, чтобы он прыгнул выше головы, – она просто терпеливо ждала, пока он сделает свою работу, всеми силами стараясь ему помочь. Вот почему Лоусон нарушил правило, которого старался придерживаться в отношениях с родственниками. Стараясь говорить как можно мягче, он спросил:
– Вас что-нибудь смущает, мисс Ллойд?
– Да, – без колебаний ответила она. – Вы сказали – Дейл Гордон был робким, неуверенным в себе человеком. Как же в таком случае он решился на столь дерзкое преступление? Ведь нужна определенная смелость, чтобы забраться ночью в чужой дом, прокрасться в спальню и… Вы понимаете, о чем я говорю? Ведь это не в дырочку подглядывать!.. Правда, я, наверное, не знаю всего, но… Скажите, детектив, не было ли в жизни Гордона чего-то такого, что позволяло бы предположить склонность к неспровоцированной жестокости, к садизму?..
– Нет, ничего такого не было, насколько я сумел выяснить. Больше того, нам удалось проследить несколько телефонных звонков, которые Дейл Гордон сделал в этом месяце. Все они адресованы одному человеку – телевизионному проповеднику…
– Это какому же?
– Так называемому брату Гэбриэлу. Слышали о таком?
– Кажется, да. Это такой… светлые волосы и много белых зубов, да?
– Совершенно верно. Гордон был его последователем, фанатом, если применить спортивную терминологию. Штаб-квартира брата Гэбриэла находится в штате Нью-Мексико – туда то Гордон и звонил. Местный шериф по моей просьбе побывал у проповедника и задал ему несколько вопросов.
– И что же сказал брат Гэбриэл?
– Как ни странно, он хоть и не сразу, но все же вспомнил Дейла Гордона, а ведь ему звонят тысячи и тысячи человек. Судя по счетам телефонной компании, Дейл Гордон звонил брату Гэбриэлу то рано утром, то днем, то поздней ночью.
– И о чем они говорили?
– Дейл Гордон просил молиться о нем. Он никак не мог справиться со своей похотью и просил брата Гэбриэла умолить бога, чтобы всевышний ему помог.
– Вы сказали – со своей похотью?
– С плотскими желаниями. Я не стану пересказывать вам все подробности, которые сообщил шерифу Ритчи брат Гэбриэл, но поверьте – Дейл Гордон был серьезно болен. Даже этот проповедник не мог этого не отметить, хотя, как он заявил, вера не позволяет ему думать о людях плохо. Особенно интересным представляется последний звонок Гордона. Он позвонил брату Гэбриэлу поздно ночью, за считанные часы до убийства вашей сестры, и сказал, что может совершить одну «очень плохую вещь». Тогда проповедник не придал этому значения, так как в предыдущих разговорах под «плохой вещью» подразумевалась мастурбация с последующим самобичеванием. Так Гордон наказывал себя за грех.