Та, кто приходит незваной
Шрифт:
— Твоя жена чуть не умерла! И на собственного сына тебе плевать?..
— Лиля! Ты… Вот стерва ты все-таки. Ты могла прийти и в глаза мне сказать все это? А не так, по телефону: «О, Женечка, дорогой, мы должны расстаться, я поняла!»
— Если я тебя живьем увижу, то я не смогу и слова сказать. Мне так проще — по телефону.
— А мне — тяжелее. Что ты со мной делаешь, что ты со мной делаешь…
— Ты сможешь без меня. И я без тебя тоже смогу, — мрачно возразила Лиля.
— Ну и иди ты к черту. Провались! Блин, ты чудовище, ты садистка, ты сука, ты… —
Евгений больше не стал перезванивать. Лиля почему-то ждала, что он перезвонит, но этого не случилось. «Я смогу без него, — мысленно сказала она себе. — Вот я сделала шаг. Еще шаг. Я иду. Я иду без него. Еще шаг. Через тысячу шагов мне станет легче. Через десять тысяч мне уже не будет столь мучительно больно. Я буду идти и идти. Пока мне не станет совсем легко… И я тогда перестану думать о Жене. Ведь рано или поздно оно наступит, это время, когда я буду жить, не любя его».
Лиля шла по Бульварному кольцу и сама себя уговаривала что она сможет жить без Евгения, без встреч с ним.
Быстрое движение успокаивало.
Лиля отмахала один бульвар, потом другой.
Она заставляла себя смотреть по сторонам, мысленно комментировать то, что окружало ее в данный момент.
Листья с деревьев совсем облетели. Это значит — уже поздняя осень. Скоро снег пойдет. Потом Новый год. Потом январские праздники. Потом двадцать третье февраля. Восьмое марта… Интересно, к какому из праздников станет легче дышать? К какой дате она перестанет думать о своем возлюбленном?
Бульвары были разными. Каждый — со своим настроением, атмосферой. Богемный Гоголевский. Лиричный Никитский. Аристократический и пафосный Тверской. Серьезный Страстной. Камерный Петровский…
Лиля не шла, а почти летела. Ей хотелось устать, сбить ноги в кровь, но нет, не получалось, прохладный осенний воздух бодрил, давал сил.
Очередной бульвар закончился, надо было идти на переход. А напротив — театр.
Проходя мимо, Лиля машинально скользнула взглядом по афише и невольно вздрогнула. Какое-то наваждение… «Автор пьесы — Евгений Лазарев». Хотя чего тут удивительного, в нескольких театрах идут его пьесы, Женя говорил.
Правда, Лиля не видела ни одной. «А почему не сходить?» — внезапно загорелась она.
Билетов в кассе не оказалось, но какая-то женщина на углу продавала с рук — и Лиля купила.
В театре она сто лет не была, тем более одна. Но отчего не начать? Она не может встречаться с Евгением, но кто запретит ей смотреть его пьесы? Втайне Лиля надеялась, что пьеса заставит ее заскучать, что актеры будут играть плохо, что сам текст покажется глупым и вялым — словом, произойдет нечто, что заставит ее разочароваться в Евгении.
Но нет. Как назло, постановка оказалась великолепной, актеры (в том числе и несколько знаменитых, любимцев публики) играли прекрасно, а сама пьеса — выше всяческих похвал. Чудесная, тонкая, печальная и смешная история о жизни москвичей, соседей по лестничной площадке. Только очень умный, очень чувствующий человек мог написать такую пьесу…
Лиля даже не заметила, как проскочило два часа.
…Толпа зрителей вынесла ее на Бульварное кольцо в десятом часу. «Что же я делаю, совсем дурочка — хочу забыть о нем поскорее, а сама пошла в театр, на его пьесу…» — корила себя Лиля.
У нее возникло ощущение, словно она с Евгением сейчас пообщалась. Это он говорил с ней, это были его мысли, его слова…
Он везде. Куда ни пойди в Москве — везде он, все напоминает о нем. И воздух — тот же самый, которым и он, ее возлюбленный, дышит. Поэтому как забыть его, Евгения, как не впустить в легкие горький московский воздух?
И само Бульварное кольцо выглядело театральной декорацией. Особняки с обеих сторон, то старинные, то современные, деревья укутаны светодиодными гирляндами… Красота невероятная.
Если бы с ним сейчас… С ним бы, с Евгением, идти по Бульварному кольцу и говорить, говорить…
С ним, только с ним, разделить этот чудесный вечер.
А никак. А нельзя.
Лиля шла вперед, иногда замечая, что бормочет вслух, словно городская сумасшедшая.
Домой она пришла поздно, измотанная пешей прогулкой, и повалилась спать.
Как хорошо, что Сергей даже говорить с ней не стал. Тогда бы Лиля точно разрыдалась…
Ира после того знаменательного объяснения с мужем, после того как пыталась отравиться таблетками, чувствовала себя почти контуженной — не слышала, не замечала многого, в голове шум и звон. Нахамила худруку. Случайно, не собираясь хамить.
Он во время репетиции (ставили детский спектакль, «Снежную королеву» к Новому году, Ира играла мальчика Кая) наехал на нее, из серии — не так стоишь, не так ходишь по сцене, а она ляпнула:
— А вы-то откуда знаете, как правильно?
Получилось, что вроде как сомневается в его профпригодности. Худрук аж позеленел.
Потом Юрасова, которая в спектакле исполняла роль Снежной Королевы, шепнула ей на ушко с печальным злорадством:
— Ну все, Ирка, пиши заявление об увольнении по собственному желанию…
Ире было все равно. Вернее, она не чувствовала боли, словно кто-то вкатил ей под кожу огромную дозу анестетика (хоть режь, хоть топором руби после того, все вытерпит). Но там, в глубине рассудка, все же зашевелилось сожаление: «Ой, что я делаю, правда…»
Когда Ира шла домой после репетиции, то почувствовала, как анестезия, державшая ее в плену, кажется, постепенно стала отходить, потому что Ирина вдруг снова задумалась о своей судьбе. «Если меня из театра выгонят, то что делать? Другое место искать? А кому я нужна, в свои тридцать восемь лет… Роли детей играть поздно, старух — еще рано. На что жить?»
На мужа Ира особо не надеялась. Он, судя по всему, находился во власти страстей. Формально — да, общался с ней, со своей женой, был вежлив и предупредителен все эти дни после решающего объяснения, но таким холодом веяло от Евгения… Вот кто на самом деле Кай! А та Лиля — Снежная королева, подчинившая его себе полностью.