Та, кто приходит незваной
Шрифт:
И Лиля тоже хохотала… «Как дети! Господи, что мы делаем?»
– Слушай, Селуянова, ты не хочешь выпить?
– В смысле?
– Ну, выпить, водки выпить! – конкретизировал Женя.
– Водки?!
– Ладно, не водки, а чего-нибудь другого, чего ты там пьешь. Ты вино пьешь?
– Вино? Пью, – обстоятельно кивнула Лиля. – Шампанское пью. Но еще мартини очень люблю. Ликер… шоколадный. Или лучше клубничный! – оживилась она. – Есть хороший немецкий ликер, там настоящая клубника, между прочим, не какой-то там химический заменитель… Я его называю
– Я так и думал. Мартини и сладкий ликер. Все предсказуемо.
– О, зато ты какой оригинальный со своей водкой!
Они брели по мокрой асфальтовой дорожке вдоль озера. Впереди, у поворота, – одинокий фонарь.
– Стой! – Евгений, державший Лилю под локоть, довольно резко заставил свою спутницу остановиться.
– Иди, стой, иди, стой… Что ты мной командуешь? – возмутилась Лиля и топнула ногой. – Я вот не люблю, когда мной помыкают…
Евгений вдруг взял ее лицо в ладони, поднял вверх, наклонился и поцеловал прямо в губы.
На миг Лиля потеряла сознание. Да-да, буквально потеряла – голова у нее закружилась, молодая женщина пошатнулась, и Евгений едва успел ее подхватить.
– Ты такая неуклюжая… – шепотом произнес он и опять поцеловал.
Это было… Лиля даже слов не могла подобрать, что это было. Она привыкла к тоннам слов, к бесконечным чужим диалогам, которые ей приходилось придумывать, но тут рассудок перестал подчиняться ей, полностью отключился.
Хотела ли она этого? Да, хотела. Вернее, не так – очень хотела и очень боялась. Ждала и не верила. А когда все произошло – испугалась. И ведь как приятно, мама дорогая, как невыносимо это, остро и… еще много чего!
– Лазарев, скотина… – тоненьким голосом пропищала Лиля. – Ты… вот зачем ты это делаешь, можешь мне объяснить?
– Я не знаю. Нечаянно получилось.
– Нечаянно… Дурак. Сорок лет – ума нет! – всплеснула руками Лиля. – Я тебя убью… – Она попыталась стукнуть его кулаком в грудь. Правда, ударить не успела, Евгений перехватил ее руку на лету. – Пусти!
– Нет. Ты лучше послушай меня. Слушаешь? «Возле казармы, в свете фонаря, кружатся попарно листья сентября. Ах, как давно у этих стен я сам стоял, стоял и ждал тебя, Лили Марлен. Тебя, Лили Марлен».
Лиля стояла, молчала. Сердце у нее сжималось, она не знала, что делать, что говорить. Потом пробормотала растерянно:
– Какая еще казарма…
– Это песня о Лили Марлен. Он – солдат, он уходит на фронт, где его, возможно, убьют. Он думает о Лили Марлен. Все, что он хочет от этой жизни, – это вернуться с дурацкой войны, к своей Лили.
– Да знаю я эту песню… Только не понимаю – я-то тут при чем? – вяло пролепетала Лиля.
– При том, что ты – Лиля. Лили. А вот фонарь, видишь?
– Фонарь-то я вижу, да, но не вижу логики… Ты будешь повторять все глупости, которые сказал Чащин?
Евгений опять взял ее лицо в ладони и поцеловал.
И опять у Лили возникло ощущение, что она куда-то падает, не чувствуя земли под ногами.
Она любила своего мужа. А то, что творилось сейчас, не имело к любви никакого отношения. Происходившее, скорее, отсылало Лилю к временам ее юности, к первым поцелуям – вот такое было тогда острое, сладкое, едва выносимое счастье. Счастье первых поцелуев, первой любви. Это было время безумств, которое закончилось давно и почти позабылось, и даже имя того, с кем ходила на свидания, исчезло, черты лица стерлись из памяти. А сейчас, что ли, дверь в адреналиновое прошлое вновь открылась?..
Они целовались и целовались. Лиля чувствовала, как пространство внутри нее расширяется, заполняется, растет. И вот уже она вся – огромная, горячая, величиной с большой город. Нет, даже с земной шар. И внутри нее плавает, плещется желание, словно раскаленная магма.
Наконец она нашла силы оттолкнуть Евгения:
– Перестань… не надо. Всё. Всё, ты слышишь!
Он стоял напротив, тяжело дышал.
– Ну, все так все, – улыбаясь, задыхаясь, не сразу произнес он. – Идем.
– Куда?!
– Как куда? Ты обещала со мной выпить.
– О-о-о, Лазарев, ты невыносим…
Молча они шли по мокрой темной аллее – к главному корпусу.
Бар еще работал, и здесь находилось довольно много посетителей – все смотрели футбольный матч. Большой экран на стене, официантка с кружками пива носится по залу.
Евгений помог Лиле снять плащ, потом они сели за столик в углу. В наличии и водка имелась, и любимый Лилей сладкий напиток.
Заказ им принесли почти моментально – сто граммов водки в графине и бокал с коктейлем (шампанское плюс клубничный ликер).
В помещении царила полутьма, лицо Евгения казалось совсем смуглым, контрастируя с его белой рубашкой.
Эта рубашка почему-то окончательно сразила Лилю.
Обычная белая рубашка по фигуре, как там этот фасон называется… А, «слим-фит». Лиля покупала подобные мужу, Сергею. Но вот поди ж ты, как эти белые рубашки действуют на слабых женщин, особенно когда верхняя пуговица неформально расстегнута и виден островок широкой грудной клетки и поросль волосков на нем; рукава чуть поддернуты вверх, открывая сильные, тоже широкие запястья… И этот контраст между ослепительно-белым и кожей…
Лиля молчала, кусала губы. Хотя ее так и распирало спросить: а зачем ты меня поцеловал, а что теперь будет, а почему ты стихи вздумал читать, а почему именно эти стихи, чем это я тебе Лили Марлен напоминаю и т. д., и т. п. Но она усилием воли сдерживала себя, боясь, что лишним словом разрушит магию этого вечера.
И молчала, молчала, молчала. «Нет, я не буду ничего говорить. Вот из принципа. Ничего не скажу. Ни-че-го», – мстительно думала она.
Евгений тоже молчал. Время от времени махом опрокидывал в себя рюмку, не закусывая, морщился. Сейчас, спустя столько времени после их первой встречи, он казался Лиле настоящим красавцем. Тонкий, плечи широкие, породистое лицо, дивные, какие-то «оленьи» темные глаза. И диковатость его нахмуренных бровей, и мягкая грация движений, да все в нем теперь завораживало Лилю.