Та сторона, где ветер
Шрифт:
И есть такое правило: как появится в небе новый змей, он должен дать свои позывные. А как же иначе? Небо одно, и все в нем должны знать друг друга.
Большой белый змей появился вчера. Словно квадратная луна, взошел он из-за тополей на улице Чайковского и поднялся выше всех. Он не дал позывных и не ответил на сигналы.
Шурик Черемховский стоял, прислонившись к забору, грыз сухой стебелек и смотрел вверх. Белый квадратик змея неподвижно висел в зените. Светлая нитка, почти неразличимая в синеве, уходила от него за тополя. Небо сейчас было почти пустым. Пестрые
Надьки Колпаковой да над зеленой крышей Тольки Селькупова трепыхался, пытаясь взлететь, неуклюжий «Погонщик туч».
Белый змей шевельнулся. Было заметно, что он взял еще несколько метров высоты. И снова замер.
– Возможно, он нас не понял, – сказал Шурик, не разжимая зубов, чтобы не выпустить травинку. Стебелек дернулся вверх и вниз, словно стрелка чуткого прибора.
– Чего? – откликнулся с забора Яшка Воробей.
Он сидел на корточках, примостившись на срезе шаткого столба. Сидел и тоже смотрел вверх похожими на темные блестящие кнопки глазами. Не отрывая глаз от змея, он повторил:
– Чего не понял?
– Сигналов, – сказал Шурик.
– Ха! Все понимают, а он неграмотный, значит? Спросил бы, научили бы…
Шурик пожал плечами и выплюнул стебелек.
Щелканье подошв рассыпалось за углом. И вылетел Илька.
Не сбавляя скорости, словно конькобежец, он описал крутую дугу и, чтобы остановиться, с разбегу уперся в ладонями в забор. Доски и столб закачались. Закачался и Яшка, смешно размахивая тонкими руками. Не удержался и прыгнул, отбил пятки об асфальт. Замахнулся острым кулачком на Ильку:
– Козел бешеный! Тормоза не держат, что ли? Как тресну!
Илька ловко присел.
– Оставь его в покое, – сказал Шурик. И спросил у Ильки: – Узнал?
– Про что?
Шурик движением бровей указал вверх:
– Чей он?
Илька заморгал.
– Я не знаю…
– А-а… – разочарованно протянул Шурик. – Я думал, ты узнавать бегал.
– Я еще вчера бегал, – сказал Илька немного виновато. – Но там, на Якорной, сидят Витька и Серега Ковалевы. А на улице Чехова еще какие-то голубятники. Но они ведь тоже, наверно, знают про катапульту. Им теперь только попадись. Да, Яшка?
– Еще бы, – усмехнулся Воробей, и его треугольное личико даже сделалось круглее.
– А ты при чем! – сказал Ильке Шурик. – Ты в этой истории ведь не участвовал.
– Будут они разбираться! – сказал Воробей.
Илька потоптался, вздохнул и показал на змея:
– Знаете что? Вот, по-моему, он это нарочно, вот и все.
– Кто? – рассеянно спросил Шурик. Он что-то обдумывал и опять жевал травинку.
– Тот, кто его запустил, – объяснил Илька. – Вон он где! Выше всех. Вот он и думает: раз выше, значит, плевать на всех.
Яшка скривил маленький рот:
– Гляди-ка ты, «выше»! У меня «Шмель» еще выше поднимался.
– Ух и врешь! – изумился Илька.
– И кроме того, твой «Шмель» упал, – заметил Шурик.
Яшка понял, что перегнул. Но ни ссориться, ни стукать
– Генкин «Кондор» все равно поднимется выше, – твердо заявил Яшка.
– Он может, – согласился Шурик. – Но Генки нет.
Илька открыл рот, но сказать ничего не успел. Сказал Воробей:
– Генка теперь злой. С английским у него дело -гроб. Увяз.
– А он и не старался выкарабкаться, – спокойно произнес Шурик.
Яшка уставился на него колючими глазами:
– «Не старался»! А ты знаешь? А чего стараться, если все равно бесполезно! Если человек не может!
Шурик согласился:
– Может быть. Я не знаю, я учу немецкий. Он, говорят, легче.
– У разных людей голова по-разному устроена, – задумчиво произнес Яшка. – У одного языки учатся хорошо, а у другого никак. У Галки, у моей сестры, в медицинском институте английский язык да еще латинский, на котором рецепты выписывают. И она хоть бы что. А я в этот латинский заглянул – ну ни капельки не понятно.
Шурик пожал плечами:
– А ты сразу понять хотел? Ты хоть латинские буквы знаешь?
– Знаю. «Рэ» – как «я», только наоборот. «Лэ» – как «гэ» вниз головой. «И» – палка с точкой.
– Сам ты палка с точкой, – вздохнул Шурик.
Яшка снова задрал голову. Белый «конвертик» стоял в небе не двигаясь.
– Даже не дрогнет, – сказал Илька.
– У Генки все равно лучше, – ответил Яшка и плюнул. – Надо Генку позвать. «Кондора» поднимем, тогда этот беляк сразу…
Что такое это «сразу», Яшка сказать не умел. Но он понимал и другие понимали, что, если «Кондор» поднимется выше беляка, все будет в порядке. Илька опять хотел сказать, что Генку он уже позвал, но Шурик перебил:
– Про английский с ним не говорите, когда придет.
– Уже пришел, – хмуро откликнулся Генка.
Никто не заметил, как он оказался рядом: все разглядывали белого змея.
– Извини, я не видел, – спокойно сказал Шурик.
Генка поморщился и резко вскинул плечи. Таких людей, как Шурка, он не понимал. Терпеть не мог он, когда кто-нибудь так легко во все стороны раскидывал свои «извините» и «простите». Ему всегда было мучительно неловко за такого человека. Сам Генка в жизни своей никогда не просил прощенья. Сколько раз бывало, что стоял он в учительской и завуч Анна Аркадьевна ждала от него всего четыре коротеньких слова: «Простите, больше не буду». Или даже всего одно слово: «Простите». Но он стоял и молчал, потому что легче было ему выдержать сто разных несчастий, чем выдавить это слово…
Генка смотрел на змея, плотно сжав губы. Глаза его сузились и колюче блестели.
– Запустим «Кондора»? – осторожно спросил Яшка.
– Еще чего! – не двигаясь, сказал Генка.
– Ген, давай, а? – запрыгал Илька. – Я сбегаю за ним.
Генка промолчал.
Илька перестал прыгать.
– Ну, а что делать? – спросил Шурик.
– Сбить.
…Они долго ничего не говорили. Сбить змея – это пиратское дело.
– Все-таки… мы же не голубятники, – нерешительно произнес Шурик.