Таблетки
Шрифт:
Мне казалось, что я победил страх, сидевший во мне многие годы. Он точил мое сердце изо дня в день, каждый раз, когда я поднимался выше уровня улиц. Чего я боялся? Высоты? Неизвестности? Или внезапного падения? Теперь это совершенно неважно.
Я подошел к краю, ухватился руками за железные перила. Вдохнул воздух полной грудью, так, что закружилась голова. Передо мной открывался замечательный вид. Улица суетилась, горела, сияла. Темное пятно, практически неразличимое на фоне асфальта дороги, окружали люди. Вот и настал твой час славы, добрый друг. Спи спокойно.
Помню, как пел ту песня Боба Дилана… «Knockin` on Heaven`s Door». Мне хотелось,
Помню, как смотрел на темное пятно, окруженное людьми, и не мог отвести взгляд от этого прекрасного зрелища. Мне казалось, что я там, внизу, лежу в луже собственной крови, изнывая от переломов по всему телу. Казалось, мой мозг сочится сквозь дыру в затылке на асфальт. Беспощадная смерть. И взгляды незнакомых людей. Вот и настал твой час славы, добрый друг.
Все это я прекрасно помню. Но я ли это был?
***
Мою жизнь нельзя было назвать яркой или необычной, и меня устраивал такой расклад. Я считал, что нормально жить от выходных до выходных, зачастую убегая от того, что делаешь, в сладкие объятия алкогольного дурмана и таблеточной зависимости. Считал нормальным молчать о проблемах, не разговаривать неделями с женой и не получать удовольствия от секса с ней. Я растекался в стороны, как пролитая на скатерть краска. Капая на пол, она создавала звук, и этим звуком становилась моя реальность. А я просто наблюдал за тем, как капли касаются пола и превращаются в грязные пятна.
Не могу вспомнить, когда начал принимать таблетки. В мою жизнь они вошли так же мягко и аккуратно, как столовый нож в масло. Я часто сравнивал свою зависимость (от подобного определения я нисколько не открещивался) с умением ходить, которое рождается вместе с человеком, но требует некоторой сноровки и терпения.
Шелест пластины с таблетками наводил меня на хорошие мысли. Не то, чтобы я пребывал в эйфории – скорее, я возвращался к своему привычному состоянию. Я мог спать спокойным сном.
Таблетки стали частью жизни не только для меня. Вокруг только и говорили о чудодейственном эффекте маленьких, но увесистых пилюль: как легко стало просыпаться по утрам и засыпать по вечерам; как легко стали даваться те дела, от которых раньше приходилось лишь открещиваться; каким ярким стал наш мир. Повальная эпидемия или всего-навсего новомодный образ жизни? Были и те, кто стоял по другую сторону баррикад.
Эти люди зачастую напоминали мне видом своим серые пятна. Поникшая голова и взгляд, устремленный в пол – я мог отличить такого индивидуума в толпе счастливых и полных энергии людей с первого взгляда. Да, в этом я преуспел. Я любил наблюдать за людьми.
Сидя за рулем своего седана небесного цвета и дожидаясь зеленого сигнала светофора, я часто смотрел на водителя по соседству. Обычно это была миловидная (или хотя бы не слишком уродливая внешностью) девушка с нежным цветом кожи и легким взглядом, устремленным в мою сторону. Бывало, что за рулем соседней машины сидел мужчина средних лет с аккуратно подстриженной бородой. Он подмигивал мне и топил педаль газа в пол.
Все они мчались на своих машинах
Те, кто оставался за бортом, сидели за рулями своих потрепанных малолитражек с нервозными выражениями лиц. На старте они оставались позади – не хватало мощности. Во всех смыслах. Понимая это, я улыбался, преодолевая новые повороты жизни. Вот только я ни разу за все время поездки не задумался над тем, куда еду. Я не знал, где находился тот пункт назначения, в который мы все так рьяно старались попасть.
Было ранее утро. За окном бушевала порывами ветра ранняя весна. Снег все меньше походил на снег, чернел и таял. Воздух, освободившийся от крепких цепей мороза, казался особенно прозрачным, невесомым. Я вдыхал его, облокотившись о перила, глядя вниз. Высота уже не пугала. Мой страх погиб.
В комнате, завернувшись в одеяло, спала моя жена, Лиля. В то утро она была как-то особенно хороша собой. Локоны светло-русых волос нежно лежали на подушке. Чуть приоткрытые губы выпускали теплый воздух, коснувшийся глубины ее тела. Глаза закрыты, но легким был ее сон.
Я хотел поцеловать ее плечо, оттого долго стоял рядом с кроватью. Я размышлял о том, насколько правильным был бы мой поступок, опустись я на колени и поцелуй ее. Быть может вчера, или, быть может, несколько лет назад мы неслабо повздорили. Вероятно, из-за пустяка, о котором нет смысла рассказывать. Не знаю, что больше злило ее во мне: моя отрешенность, или же моя скрытая напористость, которую могла различить лишь она одна.
Мне казалось, что уже чужие руки ласкают ее тело, а я лишь день ото дня наблюдаю за этим, испытывая интерес, схожий сутью своей с медленно потухающей спичкой. Мне казалось, что чужие руки хватают ее за нежную шею. Пальцы белеют от напряжения, и она теряет жизненную силу. А я все смотрю и смотрю, не желая прерывать интересную театральную постановку.
Простояв минут десять около кровати, я тряхнул головой и направился на кухню, где выпил чашку кофе, закинулся таблеткой и поспешил покинуть квартиру. Моя ракета была готова к запуску. Я надел свой скафандр и приготовился испытать перегрузки.
Лифт с бешеной скоростью опустил меня на уровень первого этажа. Быстрые шаги, стук каблуков моих ботинок. Легкий скрип двери, и ветер в лицо. Машина на парковке. Двигатель свирепо загудел под металлическим покровом. Мое сердце, удары которого я все реже и реже замечал в повседневной жизни, билось в ритме большого города, название которого было давным-давно позабыто вместе с такими понятиями, как «неспешность» и «добродушие».
Я спешил продавать эмоции.
Компания, в которой я занимал далеко не последнюю должность, предлагала своим клиентам весьма специфические услуги. Представьте, что ваша жизнь стала похожа на зарисовку к фильму «День сурка», по сюжету которого герой Билла Мюррэя оказывается «заперт» в одном дне, и события этого дня повторяются снова и снова. Он мечтает лишь о том, чтобы поскорее этот самый день закончился. Так вот, теперь представьте, что эта зарисовка была выполнена японским сценаристом, специалистом по созданию угнетающих авторских картин, после просмотра которых не остается никакого желания жить.