Табу на чувства
Шрифт:
Я едва не засмеялась истерическим смехом. Поговорить с этой сукой?
— Больше мне нечем помочь, Вероника.
— Спасибо, что позвонили. Я очень ценю все, что Вы сделали.
— Удачи и пока.
Я сидела и смотрела в одну точку. Все силы, вся вера в лучшее будущее — покинули меня. Я даже не поняла, что плачу, пока баба Тома не стала меня утешать.
— Ч — ш — ш, — гладит меня по волосам. — Поплачь, поплачь, девочка. Немного можно, а потом придется собраться.
— Зачем? — выдавила сквозь рыдания, обнимая бабушку. — У меня ничего не получается…
Эмоции мощнейшими волнами покидали меня. Такая апатия накатила. Хотелось свернуться клубочком, накрыться сверху одеялом и чтобы никто не трогал.
— Ничего — ничего, Вероничка. Бог терпел и нам велел. Слезы не помогут…
Я так и замерла. А ведь баба Тома права — слезы не помогут. Я высвободилась из ее объятий и решительно вышла из дома.
— Вероника, ты куда? — услышала крик бабы Томы, но не остановилась.
Зло вытерла слезы и побежала вверх по улице. Меня трясти начало от чувств, они грызли меня, просились наружу. Добежала до своего бывшего дома и зашла внутрь! Плевать на все! Рывком открыла входную дверь и пошла искать Женю. Эту тварь нашла на кухне. При виде меня женщина смешно округлила глаза, а потом заголосила.
— Ты что здесь делаешь?! А ну пошла отсюда! Пошла вон!!!
Я проигнорировала ее, тяжело дыша, подошла вплотную.
— Что ты хочешь, тварь?! — прорычала я.
Клянусь богом, я готова была ее разорвать на мелкие кусочки. Перегрызть глотку зубами, только бы не видеть и не слышать об этой суке ничего. До этого момента я и не знала, что способна на такую черную ненависть.
— Ника, ты ч — чего? — заикаясь спросила.
— А ты не знаешь? — рукой взяла ее за щеки и с силой сжала. — Какого х*ра ты подала на опекунство?! Тебе, сука, мало?! Мы же договорились! Ты что творишь, идиотка? Ты же даже не знаешь Диму! Ты — никто! Отец не хотел иметь с тобой ничего общего. Ты думаешь, я тебе отдам ребенка?! Я убью тебя, поняла? Ножом на куску порежу и в морозилку засуну.
Видимо, она увидела безумие в моих глазах, потому что замолчала и нервно сглотнула.
— Я… Я… Мне больно, пусти, — она дернула головой, чтобы освободится от моего захвата.
— Поверь, это цветочки. Забери заявление.
— Какого черта здесь происходит? — услышала мужской голос.
Почувствовала, как Женин муж встал позади меня.
— Я задал вопрос, — пару секунд я еще подержала тетку за морду и отпустила.
— Дай пройти, — сказала уроду нависшему надо мной.
— Гля, во дела, — обдал запахом алкоголя, от чего я поморщилась. — Какая — то лярва пришла в мой дом и еще что — то требует.
— Это не твой дом и никогда не будет, — процедила сквозь зубы.
— Паш, дай ей уйти, — подала голос Женя.
Павлик схватил меня за руку. Смотрел на меня своими мутными глазами и скалился гнилыми зубами. Как можно жить с таким ублюдком?
— Пошла вон отсюда, — не мне. Жене.
— Паш…
— Нах*й пошла! — заорал мужчина.
Тетка даже и не подумала возмутиться, прошмыгнула мимо, даже двери за собой закрыла.
— А вот теперь мы поговорим, лялька, — мерзко улыбнулся.
— Руку пусти, — спокойно сказала.
А у самой внутри все заледенело от страха. Я боялась его. Очень.
— Что уже не такая дерзкая, да? Я знаю таких, как ты. Вы все сучки, п*здите и орете, пока кобеля не почувствуете, потом скулить начинаете. Вы все тупые твари, которые только и могут ноги раздвигать и рот шире открывать.
Он гадко смеется и шагает ближе, кладет руку мне на талию. Меня мутить начинает.
— Что, хочешь меня? Хочешь мужика настоящего узнать?
— Отойди, если не хочешь, чтобы меня стошнило на тебя. Я сказала руку отпусти, если не хочешь с ментами разбираться.
Урод цокает языком, но отходит от меня. Осматривает взглядом, от которого мне хочется поскорее вымыться. Меня передергивает от отвращения.
Я прохожу мимо мужчины, с желанием поскорее убраться из этого дома.
— Слышь, лялька, хочешь брата вернуть? — говорит мне.
Я застываю. Медленно поворачиваюсь к нему.
— Я хоть сегодня заберу заяву, если ты сейчас опустишься на колени и приласкаешь меня, — с этими словами берется за свою промежность и мерзко смеется.
Я просто в шоке, не знаю что сказать. Какой он грязный и отвратительный.
— Есть еще другой вариант. Принеси мне сто штук через три дня, и я заберу заявление, а потом каждый месяц будешь приносить мне по двадцать штук.
— Вы отобрали у меня все, теперь еще хотите денег?
— Ну, а что? Я прикинул, что пацан — то будет получать пособие, как сирота, а это минимум десять штук в месяц и до восемнадцати лет, сама посчитай.
— У меня нет денег.
— Значит, брат тебе не нужен. Давай, иди, готовь его вещи. И, лялька, попрощайся с ним, потому что ты его больше не увидишь.
Я понимаю, что он не шутит. Эти мрази заберут у меня Димку. Знает на что давить.
— А где гарантии, что через месяц вы не напишите новое заявление на опекунство? — хрипло спрашиваю.
— А все от тебя зависит. Если будешь хорошей девочкой, будешь приносить бабки каждый месяц, то все будет хорошо.
— И я должна поверить тебе на слово?
— А у тебя другого выбора нет, лялька. У тебя ровно три дня, чтобы подумать.
— Да я знаешь, что с ним сделаю! — бушевала баба Тома, после того, как я ей рассказала.
— Мы ничего не можем сделать, — устало ответила и потерла переносицу. Голова начала болеть нещадно.
— Вероничка, мы что — то придумаем.
— Времени нет, он сказал, что…
— Да мало ли что сказал этот упырь!
— Баба Тома! — я не сдержалась и повысила голос.
Я не хотела кричать на старушку, просто нервы сдали.
— Простите. Просто Вы что думаете, я не перебрала все варианты в уме? Что я могу сделать? У меня даже нет знакомых, которые могли бы его припугнуть. Даже если и припугнут, они все равно заберут Димку! Им нужны только деньги и все!