Табу
Шрифт:
Это были уничтожающие, презрительные слова. Она хотела оскорбить Джозефа Найта, его достоинство, дать ему понять в недвусмысленных выражениях, что он – мелкая сошка, лопоухий новичок в Голливуде, наглый мальчишка, попавший в мир взрослых. Он попал туда, где был сейчас лишь благодаря слепой удаче и крохам таланта. Тогда как она, Ив Синклер, была звездой, получающей то, что ей причитается – шумную известность, деньги, карьеру, всеобщую любовь, профессионализм, выжившей в самых чудовищных джунглях на земле и поднявшей свое мастерство на уровень, достигнуть которого или просто оценить он не сможет никогда.
В своих мечтах она
Однако конец этих фантазий, более могущественный, чем ее ненависть, жажда нанести ему оскорбление и отомстить, был всегда один – красивое лицо Джозефа Найта приближалось к ее лицу, странные карие глаза ласкали ее взглядом, теплые губы касались ее губ, когда он заключал ее в объятия.
Ив кляла свои мечты. Она была шокирована собой. Она не могла понять, почему этот мужчина, этот Джозеф Найт, имел на нее такое влияние. Она имела массу красивых влиятельных голливудских мужчин, большинство из которых заполучила без единой неудачи. Других же, слишком опасных для того, чтобы их соблазнять, она избегала инстинктивно или манипулировала ими другими хитроумными способами.
Но никогда ни один из них не проникал за прочную броню ее честолюбия в ее сердце. До недавних пор.
Ив боролась с тем, что происходило внутри ее со всем ожесточением сильного характера. Она решила, что это будет лучшая роль в ее жизни, – просто чтобы показать Найту, на что она способна. Она вытянет весь фильм на себе – как многие ленты до него. Она добудет Найту «Оскара» своими усилиями. Она швырнет ему награду в лицо и отвернется от него навсегда.
Но произошло иначе.
«Бархатная паутина» был фильм, который в первые недели съемок преследовали неудачи – из-за Ив.
На съемочной площадке Ив была взрывчатой и нервной. Она ссорилась со всеми. Она жаловалась, что ее неправильно освещали. Она глумилась над гримерами и костюмерами, говоря, что в основных сценах выглядит однообразно и не элегантно. Она упрекала актеров, включая смущенного Сэмуэля Рейнза, будто они плохо произносят свои реплики, не понимают своих собственных ролей или крадут идеи у нее.
Она критиковала сценарий. Она ругала реплики, которые ей нужно было играть, называя их слабыми, нединамичными, психологически фальшивыми. Время от времени она внезапно останавливалась посреди съемки – грех, непростительный для профессионала, – и со вздохом провозглашала, что не может читать эти нелепые строчки, что их нужно переписать.
Окружающие Ив люди нервно отводили глаза. Они знали, что сценарий написал Джозеф Найт. Критикуя сценарий, она наносила Найту самый подлый удар, так как это была его кинопьеса и весь фильм был всецело его замыслом.
Суть всех обвинений, которые Ив швыряла в лицо членам съемочной группы, сводилась к тому, что, по ее мнению, «Бархатная паутина» делалась дилетантами, новичками, которые не обладали достаточным опытом, чтобы понять все тонкости кинопроизводства. Тогда как она, Ив, будучи искушенным профессионалом, демонстрировала великолепное мастерство на фоне общей беспомощности фильма.
Конечно, никто не разделял подобную точку зрения и не поддерживал Ив в ее нападках. Но это не мешало ей выражать недовольство всеми возможными способами, со все возрастающей резкостью.
К концу второй недели съемок Ив стала совершенно невыносима. Она оскорбляла абсолютно всех, кто был занят в производстве фильма, и провалила, по крайней мере, сотню дублей. Актеры и съемочная группа были подавлены. Многие из них работали с Ив раньше и знали, что она всегда была корректна, никогда не создавала проблем, неизменно вежлива и вела себя как настоящий профессионал. С ней всегда было легко работать. Теперь она изменилась до неузнаваемости.
Единственный человек, с которым она не осмеливалась открыто вступать в конфликт на съемочной площадке, был Джозеф Найт. Она молча выслушивала его указания к каждой сцене, кивала, выражая согласие, и затем игнорировала их полностью, читая свои реплики так, как хотелось ей, – если она вообще их произносила.
Джозеф Найт не попадался в ловушки, которые она ему так упорно расставляла. Он делал дубль за дублем, спокойно, вежливо, предлагая Ив «играть так, как видится ему», по крайней мере попытаться, и никогда не взрывался и не распекал ее в присутствии съемочной группы, когда она игнорировала его пожелания. Было очевидно, что Джозеф Найт пытается спасти ситуацию и найти выход из сложившегося положения, спасти свой фильм. Съемочное время было очень дорогим. Две сотни людей работали над лентой. Ив была их звездой. Он не мог допустить конфронтации, которая окончательно могла провалить фильм.
Стараясь вести себя с Ив дипломатично, Джозеф Найт неизбежно оказывался рядом с нею на съемочной площадке. Но именно его физическое присутствие было истинной причиной ее невообразимого поведения.
Он стоял у камеры на каждой съемке или приближался к ней, чтобы обсудить ее реплики, когда наступала пауза между эпизодами. Ее руки рвались прикоснуться к его красивому телу, причинить боль, приласкать. Но после каждой беседы он уходил прочь – так же как ушел той роковой ночью из ее прицепа, уходил в холодный профессионализм, а Ив должна была таить от вездесущей камеры свои израненные чувства.
Но Ив не могла скрыть отчаяния, так как ее душевное состояние фиксировалось крупным планом, – в окончательном варианте фильма она должна появиться размером в пятнадцать футов на экранах кинотеатров всего мира. Ее статус кинозвезды обернулся против нее. Ее способность держаться профессионально перед камерой была подточена силой эмоций, которые разрывали ее.
Отснятые кадры говорили об этом однозначно. Ив все больше удалялась от своей героини. Она должна была играть чувственную, загадочную женщину, которая несла в себе темное и роковое проклятие, опасное как для нее, так и для человека, которого любила. Роль – на грани романтики и трагедии. Она требовала проявления самых чувственных нюансов со стороны актрисы.
Ив играла эту роль совершенно иначе. Во всех эпизодах она выглядела разъяренной женщиной, жаждущей мести. Иногда – раздраженной школьницей, иногда она была похожа на рассерженную женщину, которую обругали. Она выглядела кем угодно, но только не своей героиней.
Но между абсурдным поведением Ив перед камерой и героиней, которую она играла, было лишь одно общее – при желании это мог бы заметить Джозеф Найт, удрученно качавший головой при виде отснятых кадров: обе они были влюблены.
Каждый видел состояние, в котором находилась Ив, но лишь одна она знала настоящую причину этого. Как она может допустить, что ее мастерство страдало оттого, что ее режиссер не спал с нею? Это было невозможно, роняло ее достоинство. Это было невыносимо.