Табу
Шрифт:
Внезапно Кейт почувствовала, что не может держаться прямо из-за боли в шее. Потом словно раскаленные иглы стали пронзать ее от шеи к спине, едва она делала новый шаг. Пинки и удары парней, наверно, навредили ей больше, чем показалось сначала.
На секунду Кейт остановилась. Нет, она не может больше идти! Движение было агонией. Положение ухудшалось и тем, что она не спала уже целые сутки.
Но она шла. Простой инстинкт выживания толкал ее в спину вместе с убеждением, что она ни за что на свете не вернется назад. Не может, не хочет! Неважно, какие испытания еще ждут впереди,
Но вскоре даже эти мысли оставили ее. Она переставляла ноги, одну за другой, уже механически, без надежды и воли, взирая на враждебный ей мир безразличными, остановившимися глазами – как у тех детей в Стоктоне.
Внезапно Кейт заметила бензоколонку и ресторан на пересечении сельских дорог. «Следующая бензоколонка через 40 миль» – гласила надпись на щите.
Кейт подошла поближе, пытаясь отыскать признаки жизни. Теперь она была уже за гранью стыда и смущения. Она попросит помощи у любого, кого только увидит сейчас.
«Всегда открыто» – гласила надпись над темными окнами кафе.
Не было ни огонька внутри дома. Надпись помельче на окошке входной двери сообщала: «Закрыто».
Кейт была слишком изнуренной, чтобы улыбнуться такому противоречию.
Она заметила большой дом позади ресторана, около пятидесяти ярдов вверх по пологому холму. Казалось, оттуда пробивается свет.
Девушка знала, что ни за что не сможет заставить себя идти дальше. Она кое-как взобралась на холм, поднялась по шатким ступенькам и позвонила в дверь.
Сначала было молчание. Она позвонила опять. Руки ее дрожали. Прерывистое дыхание было хрипящим.
Наконец, внутри дома зажегся свет. Она услышала звуки шагов, приближающихся к двери.
Над дверью зажегся свет, ослепив Кейт. Дверь открылась, на пороге стоял старый человек в изношенном фланелевом купальном халате.
Он смотрел на Кейт.
– В чем дело? – спросил он.
– Шея… – прошептала она. – Меня…
Прежде чем Кейт сделала какое-либо движение, она рухнула к его ногам.
6
Когда Кейт пришла в себя, она лежала в кровати под теплым стеганым одеялом.
Щурясь, она огляделась вокруг. На стенах висели фотографии, пара вымпелов и диплом, прочитать текст которого она не смогла. Из мебели здесь были: кровать, в которой лежала Кейт, старый неказистый стул и дешевый письменный стол.
Лампа перед кроватью не была включена. Кейт видела свет, идущий из холла. Она слышала шаги.
Затем раздался тихий, деликатный стук в дверь.
– Вы проснулись, юная леди?
В дверях появился старик с подносом в руках. Это был тот самый человек, которого она видела вчера у входной двери.
– Я принес вам немного супа и стакан молока, – сказал он. – Это, конечно, не Бог весть что, но все же поможет вам взбодриться. Вы выглядите очень слабой.
Кейт смотрела на него ошеломленно и ничего не отвечала. Она все еще была напугана. Он подошел к ней поближе.
– Я вытер губкой кровь, – сказал он. – Одежду я оставил на вас, не хотел вас смущать. Вы можете принять душ, когда встанете. У меня есть кое-какая одежда, можете ее надеть, если не возражаете.
Он поместил поднос у нее на коленях и поправил подушку под ее головой.
– Вам здорово попало, – сказал он. – Но я думаю, вы скоро поправитесь.
Он улыбался. Глаза в металлической оправе очков смотрели устало. Лицо его было мягким и чуть виноватым.
Кейт молча глядела на него глазами дикого зверька, заманенного обманом в капкан. Может быть, по этой причине ей не было задано никаких вопросов о том, что случилось.
Он указал рукой на диплом и вымпелы.
– Это – комната моей дочери, – начал он. – Правда, не совсем. Она была здесь всего раза два… Когда мы переехали из Миссури, она была уже далеко – в школе. Но я скучал по ней, знаете, и развесил часть ее наград здесь, на стенах. Франсес – это моя жена – не одобряла. Ей хотелось, чтобы это была комната для гостей. Но я сентиментален.
Он указал на диплом.
– Кэсси была прекрасной ученицей, – продолжал он. – Она была седьмой в высшей школе. Правда, их было всего восемьдесят человек – это была маленькая школа, – но дочь была быстрая и звонкая, как хлыст, – во всем, я вам скажу. Я никогда не мог побить ее в споре. Я думаю, она пошла в мать. Они обе были шустрые женщины.
Он вздохнул:
– Франсес умерла три с половиной года назад. Туберкулез. Так скверно без нее, скажу я вам. Франсес делала тут почти всю работу. Она купила эту землю, построила бензоколонку и ресторан, наняла помощников и даже пекла сама все эти пироги и пончики. Она была, как динамо. Я качал бензин, она держала в руках наши средства, все эти счета, доходы, расходы… Она была быстрой, как пуля, держала меня под каблуком, но мне кажется, я заслуживал этого. Я не из тех, кто хочет быть лидером.
Кейт слушала в молчании. Она теперь уже гораздо меньше боялась. Несмотря на странности, происходящие с ней уже сутки и сделавшие ее недоверчивой к окружающему миру, Кейт видела, что это безобидный и одинокий старик.
Он оглядел комнату.
– С тех пор как Франсес нет, дела пошли из рук вон скверно, – начал он опять. – Кэсси вышла замуж в Пенсильвании за парня, которого встретила в школе. У них самих теперь дети. Я не вижу их, наша страна слишком большая, чтобы народ мог ездить на такие расстояния. Но она пишет мне письма, шлет фотографии маленьких. Что касается меня, то я продолжаю работать, но дела совсем никудышные. Совсем не так, как раньше. У меня проблемы с прислугой в ресторане. И честолюбия у меня маловато… Один парень хотел продать мне место для рекламы на магистрали. Но я почувствовал что-то вроде ужаса. А надо бы решиться…
Кейт удалось слабо улыбнуться. Она чувствовала, что этот старик в своем мире как рыба в воде – так же, как и она в своем. Ему так отчаянно хотелось с кем-нибудь поболтать, что он выговорил целую историю своей жизни почти на одном дыхании перед совершенно незнакомым ему человеком. От этого Кейт почувствовала себя менее одинокой.
Он посмотрел вниз на Кейт, которая терпеливо ела свой суп. Он засмеялся.
– Ну вот, – сказал он. – Я знакомлю вас с историей моей жизни и даже не знаю, как вас зовут.