Шрифт:
И. НЕСВАДБА
ТАБУ
Перевод Р. Разумовой
Я эгоист. Никогда этого не отрицал и не спорю, когда меня в этом упрекают. Я даже очень большой эгоист и думаю только о себе. Ведь лишь благодаря своему эгоизму я смог распроститься с окраинами Чикаго, где до сих пор прозябают мои родители, а братья работают на строительстве подсобными рабочими. Только думая о себе, я окончил университет и получил ученое звание.
Но специальность я выбрал неудачно. После второй мировой войны, когда угроза новой бойни нисколько не уменьшилась и стало очевидным, что от участия в боях избавлены только работники санитарной службы, молодые люди толпами бросились изучать медицину. Конечно, и материальные соображения играли роль. В результате развелось так много врачей,
Я очень обрадовался, когда получил место в городском родильном доме. Вскоре после моего поступления главный врач стал доверять мне тяжелые операции. Меня заинтересовали гинекологические заболевания и уродства. В городе я не приобрел ни единого друга и лишь стремился как можно скорее завоевать популярность. Через год я уже мог делать кесарево сечение с завязанными глазами. А при внематочной беременности оперировал так же быстро, как и главный врач. Я мог бы и еще быстрее, но не хотел вызывать его недовольства. Правда, однажды не удержался и попал в немилость. И вскоре мне пришлось уйти. Во всем была виновата медицинская сестра. Она походила на ангела, которому я молился в детстве. Но, видимо, мой главный врач тоже когда-то отличался религиозностью. Кроме того, у него была собственная машина. И все-таки я оказался проворнее его. И у операционного стола, и в жизни... Через три месяца нас выгнали обоих. На этот раз эгоизм сослужил мне плохую службу.
Ничего другого не оставалось. Пришлось принять предложение работать в больнице для туземцев. Всю дорогу мы с женой радовались экзотической природе и красоте местных жителей. А вышло так, что ни на шаг не отходили от больницы. Акушерское отделение оказалось в ужасном состоянии - пришлось работать дни и ночи. Да и ходить там некуда. Единственный в той местности город отстоял от нашей больницы на восемьдесят километров. А в нем всего одна улица и вокзал, соединяющий нас с внешним миром. Лишь в исключительных случаях мы ездим туда в единственный кинотеатр или в отель. Но это очень редко. Все стремятся побольше заработать и экономят: никому не хочется здесь оставаться. А пока что мы погружены в работу: лечим туземцев, не зная их языка, практикуемся на живом материале. И каждый из нас жаждет сделать какое-нибудь интересное открытие, которое привлекло бы внимание к его особе.
Я уже полагал, что нашел для себя что-то подходящее. Очень скоро выяснилось, что у здешних рожениц большой процент отклонений от нормы. Гораздо больший, чем в других местностях. Дети рождаются недоношенными. И с каждым месяцем все чаще. Я описал те случаи, которые наблюдал, и послал свою статью в столицу. Ответ долго не приходил, несмотря на мои напоминания. А между тем мне было хорошо известно, что профессор К., лекции которого я усердно посещал, очень интересовался уродствами. У него я видел всяких монстров: ребенка без головы, с головной водянкой, с опухолями, большими, чем весь плод, сросшихся близнецов, увеличенный и мацерированный плод - все это редкие случаи, которые стали здесь обычными. Фотографии их я ему послал. Мне даже удалось уговорить жену, что ей не нужен новый костюм, и на эти деньги отправиться в столичную клинику. Я поставил на карту свое имя, свое будущее. Ведь это сенсационное открытие! Но профессор К. накричал на меня. Его, мол, давно не интересуют аномалии. Он не желает нарушать из-за них свой покой. Теперь он работает над обезболиванием родов. И мне советует заняться тем же. Он почти выгнал меня из своей квартиры, сверкавшей новизной и роскошью. А всего несколько лет назад он принципиально пользовался газетами вместо носков и жил на чердаке.
В редакции сначала вообще не хотели вернуть статью. На меня накинулся какой-то секретаришка, так что у него пенсне подскакивало на носу. Неужели я вообразил, что такой серьезный научный журнал станет печатать любое сообщение о совершенно
Тем временем мою жену посетили два господина и чрезвычайно вежливо спросили, правда ли, что ее дядюшка был арестован за мошенничество и почему она не сообщила об этом при поступлении в больницу. Жена ответила, что просто ее никто ни о чем таком не спрашивал. Господа высоко подняли брови, попрощались и ушли. Но Мария расстроилась. После моего возвращения у нее не осталось денег на костюм, а я не прославился. Рукопись и фотографии лежали в портфеле на моем столе. День был необычайно душный. Вентилятор на потолке не работал. Уж не помню, кто из нас двоих пообещал позаботиться о его ремонте. Мы поссорились. Это была наша первая ссора.
На следующий день меня вызвали к управляющему. Он был первым лицом в больнице и до того едва отвечал на мой поклон. Стоя в ожидании у двери его роскошного кабинета, я чувствовал себя неважно. Обе секретарши не хотели сказать, в чем дело, и мрачно отвечали на мои шутки.
Но управляющий хохотал во всю глотку. Он усадил меня в кресло, предложил сигару (он курил сигары потому, что боялся рака легких, который, по его мнению, вызывается обугливанием сигаретной бумаги). И заговорил. Это был поток комплиментов. Он, мол, вообще не знал, какой замечательный специалист работает в его больнице, поражен моей скромностью и немного обижен, что свои научные работы я не показываю в первую очередь ему. Неужели я воображаю, что рентгенолог неспособен понять интересные проблемы акушерства? Его интересует все. И предложил напечатать мою статью в местном журнале. Конечно, в сокращенном виде и со своими комментариями. Он, мол, хочет подкрепить этой работой собственную теорию вырождения туземцев. Даже предложил мне в свободное время пользоваться его автомобилем. Я поблагодарил.
И вот я уже в машине управляющего поджидаю жену у лаборатории, где она работает. Ждать пришлось долго. Все это время я думал над причинами такого быстрого вырождения этих бедняг. Ведь число аномалий растет с каждым месяцем! Просто невероятно...
Мы с женой поехали за город на нашу первую прогулку и быстро помирились: сердиться она не умеет. Жена призналась, что местность ей не нравится. С самого приезда она чувствует себя какой-то усталой и грустной, ей плохо, все окружающее гнетет ее. Унылый край. Я огляделся. Правда, во время работы я тоже сильно уставал, но объяснял это переменой климата. Да и что за разговор об унынии? Когда мы ехали сюда, все нам завидовали. Путешественники рассказывали, что здесь рай земной. Вскоре мы приумолкли. Неудачная получилась прогулка. Мы встретили нескольких животных, но они даже не убежали от нас, не знаю отчего-то ли были очень кроткими, то ли замученными.
Наконец мы остановились в одной деревне. Я хотел запастись там бензином, но нигде не нашел колонки. Перед одним из домов играл маленький щенок. У меня мелькнула мысль: может, Марии будет с ним веселее? Я решил купить этого щенка. Он был какой-то смешанной породы - с длинными ушами и коротенькими ножками. Милое создание. Но его владельцы и слышать не хотели о продаже.
– Почему? Разве он какой-нибудь редкой породы?
– спросил я.
– Каждый щенок здесь в диковинку, - грустно ответил туземец и махнул рукой в сторону деревни.
Я был потрясен. Неужели здесь и собаки вырождаются? На обратном пути я все время молчал, хотя жена немного развеселилась.
Потом мы встретили вереницу грузовиков. Я остановился у последнего. Хотел попросить бензину. Там были солдаты в особой белой форме, какой я никогда раньше не видел. И ни один из них не улыбался.
– Куда вы едете?
– спросил я. Но они сделали вид, будто не понимают. Лишь один посмотрел на меня с кислой, почти насмешливой улыбкой и ответил:
– По грибы!