Таежный робинзон

Чигрин Леонид

И Ахмад Расулов по-иному стал относиться к тайге. Она казалась ему одним живым, гигантским организмом, который существует по своим пра­вилам и законам, и которому ведомо, что такое вечность. Отныне, если ему нужно было срубить какое-то дерево, он выбирал старое или покосившееся, если рвал лекарственные растения или ягоды, старался не обрывать корни и не ломать ветки, если собирал грибы, то оставлял нетронутой грибницу. Не просто брать, но и способствовать возобновлению. Этот непреложный закон природы становился его образом жизни.

Как ни странно, но он учился и у своего пушистого друга, песца Баеза, разумной и неприхотливой жизни.

Песец довольствовался лишь самым необ­ходимым, не требовал ничего лишнего и всегда был в согласии с окружаю­щим миром.

Весна — это не только обновление природы. Меняется и мироощущение самого человека. Прежде Ахмад Расулов лишь взглядом скользил по цвету­щему великолепию урючного сада. Да, красиво, но любоваться бело-розовой пеной, заливавшей город, у него не было времени. В его плотницкой заня­тости не бывало простоев, результативность труда определялась быстротой и качеством исполнения. Теперь же он мог подолгу рассматривать непри­глядные цветки ландыша, распространявшие сильнейший аромат, от которо­го кружилась голова, и который вызывал неясные мечтания. Весна в тайге вскипала, как котел с водой на огне. Все торопилось жить, все гнало ростки и побеги, а птицы и звери были охвачены заботой о новых поколениях. И только Ахмад Расулов оставался в стороне от этого вечного обновления природы. Одиночество, ставшее его уделом, исключало возможность прод­ления рода, да и возраст клонился к пятидесяти годам. Оставалось только вглядываться в бурлившую вокруг него жизнь и учиться у нее разумности и целесообразности.

Начался период гроз. Тяжелые черные тучи зависали над тайгой, длинные плети молний хлестали притихших гигантов растительного мира. Оглуши­тельный грохот грозовых разрядов, казалось, раскалывал небо. Дождь лил стеной, от него не было укрытия ни под густыми кедрами, ни под навесом плотного ельника.

Однажды Ахмад видел, как ослепительно-яркая молния ударила в гро­мадный кедр, и он сразу вспыхнул снизу доверху, как гигантская спичка. Но потоки дождя сразу же погасили пожар, и лишь почерневшие кончики игл говорили о том, что красавец растительного мира едва избежал гибели.

Но грозы бывали недолгими, спустя час-другой ветер уносил тяжелые тучи к горизонту, вновь сияло солнце, и промытая до корней тайга высыхала и прихорашивалась под живительными лучами светила.

На смену грозам пришли грибные дожди, теплые, ласковые. Они словно ласкали землю влажными ладонями, и земля отвечала на их прикосновения обилием грибов, пробивавшихся сквозь травяной покров.

Для Ахмада Расулова наступила благодатная пора. Он вдоволь ел грибы, молодые побеги растений, пригодных в пищу, из первых ягод готовил отвары, и дивился людям, которым обязательно нужно убивать животных, в то время как растительный мир изобиловал вкусной и полезной пищей.

Однажды, когда Ахмад вернулся из похода по тайге, он увидел у зимовья три туго набитых мешка. Открыл их. Они были полны жареного мяса, солони­ны, хлебных изделий, пирогов и многого другого. Была даже бутылка крепчай­шего самогона. «Староверы» — догадался он. Обрадовался не столько щедро­му дару, сколько заботе и вниманию. Обидно было только, что староверы не захотели увидеться с ним. Ахмад для них по-прежнему оставался иноверцем.

В мешках была и одежда, в которой Ахмад нуждался больше всего. Его прежнее одеяние обветшало, зияло прорехами и пришло в негодность. Новая одежда была прочной, из домотканой материи, хотя и грубоватой, но удобной и пригодной

во все времена года.

За весну и лето староверы еще несколько раз давали знать о себе таким образом, но так и не удостоили его ни одним словом. В один из дней Ахмад увидел их. Староверов было пять человек. Они шли гуськом, по звериной тропе, ступая след в след, друг за другом. Ахмад узнал Софрона по высокой, кряжистой фигуре. Тот махнул рукой в знак приветствия и скрылся в зарослях можжевельника.

Минул год, второй, третий... Ахмад мог бы отметить пятилетие своего пребывания в тайге в полнейшем одиночестве, но сбился со счета и просто жил, без памятных и знаменательных дат. Эта затея тоже оказалась ненужной для занятого человека.

На шестом году таежного бытия случилась в его жизни трагедия. Погиб Баез, его верный и пушистый друг. Все эти годы они не разлучались друг с другом, Ахмад постоянно разговаривал с песцом и был уверен, что тот понимает человеческую речь и вполне разумен.

Пошли они в тайгу уже осенью. Ахмад собирал ягоды черники и мали­ну, Баез рядом шелестел в кустах. И вдруг пропал. Ахмад окликнул песца раз, другой, тот не прибегал на зов. Подождал еще немного и отправился на поиски. Нашел он Баеза на звериной тропе. Песец лежал задушенный охотни­чьим силком. Неизвестно кем и когда была установлена стальная петля среди зарослей. Баез угодил в нее головой, и она затянулась на его шее.

Ахмад высвободил зверька из ловушки, гладил его, растирал, но было уже поздно, маленькое тельце остывало.

Потрясение было сильным. Ахмад укорял себя за то, что взял Баеза в тай­гу, что замешкался с поисками, пошел бы пораньше, мог бы и спасти друга. Однако и сам понимал беспочвенность таких упреков. Он и раньше брал песца в тайгу, случалось, тот и сам убегал из дома и пропадал неделю, а то и больше. Значит, такая судьба определена ему, как и самому Ахмаду, и кто знает, какая ему определена кончина.

Песец лежал, вытянувшись в струнку, зубы слегка оскалены, мордочка заос­трилась. И такая тоска взяла Ахмада, что он даже прослезился. Опять томи­тельное одиночество, еще более тягостное, после гибели пушистого друга.

Похоронил Ахмад Баеза за зимовьем, у самой ограды. Вырыл ямку, засте­лил ее лопухами, положил туда песца и прикрыл теми же лопухами. Засыпал землей, подровнял могильный холмик. Подумал, из двух жердочек сколотил крест и вбил его в изголовье могилы.

Возможно, староверы упрекнули бы его в святотатстве, или неуважении к христианским святыням. Но сам Ахмад Расулов так не думал. Баез был порож­дением этого мира, российской Сибири, стало быть, мог считаться русским пес­цом, а потому крест вполне соответствовал месту его последнего упокоения.

До этого случая Ахмад Расулов не задумывался о своей вере. А теперь вспомнил вопрос главы староверов Анания: какого он вероисповедания? И верно, какого? И нужна ли вера человеку вообще? Чем больше он размыш­лял над этими вопросами, тем больше укреплялся в мысли, что вера человеку необходима. Находясь в тайге, он часто убеждал себя, что такова его судьба. Его могли расстрелять, но не расстреляли. Его могли настичь во время побега и забить насмерть, но он избежал гибели. В дни блужданий по тайге мог уме­реть от голода, но выжил. Значит, кто-то незримый способствовал ему, обе­регал его на жизненном пути, давал возможность уцелеть и исполнить свое предназначение. В чем оно, Ахмад не знал, но верил, что рано или поздно додумается до этого.