Таежный спрут
Шрифт:
Он передохнул, сделал паузу.
– В феврале, как устроился в «Сибеко», но еще не работал в Северотайгинске, снимал комнату в Энске – была у меня история. Сердцем понял – старое возвращается. Нашу смену тогда использовали как грузчиков – некий архивный старичок продавал фирме материалы по геологоразведке 30-х годов. Уникальная вещь – геологи сгинули в лагерях, а находки многообещающие; с тех пор на севере особых исследований не проводилось, а там в земле – чего только нет. Словом, таскали мы эти ящики, а под ногами отрок вертелся, все помочь норовил, – внучок архивариусный. Типичный такой росток подвального картофеля – бледный, тощий, да еще в очках диоптрий на девять. Юриспруденции где-то обучался… Ну, старичок и предложил нам дополнительное условие сделки: я вам расшифрую часть материалов из архива, а вы мне этого «юриспрудента» потренируете в спортзале охраны – с индивидуальным, так сказать, подходом. А то ведь начисто не приспособлен к жизни отрок. Ну, потренировали. Вернее, потренировал – потому что на меня и взвалили. Способным оказался парень. Через неделю я из тренера превратился в старшего товарища, через две – в гостя дома. Старикан ко мне потянулся, даже не знаю, чем я его очаровал. О себе рассказывал, о жизни. Как-то вечерком клюкнул пятизвездочного и поведал историю. Когда немцы осенью сорок первого рвались к столице, наши вывозили не только заводы, театры и номенклатуру, но и архивы. То, что часть архивов НКВД доехала до Энска, неудивительно – не будь угрозы нападения японцев, могли и до Владика довезти. Часть архивов, несколько единиц хранения – пять ящиков в три пуда весом – были доверены деду «лично Лаврентием Палычем». После войны ящики назад не востребовали, Берии хватало своих забот, а в пятьдесят третьем этого любителя школьниц и вовсе укокошили. Хрущевские назначенцы тянули некие секреты – не вытянули. Брежневским безразлично было, горбачевским – тем более. Я глянул в эти ящики – обомлел… Естественно, Орден Берию разрабатывал и немало помог в организации хрущевско-армейского заговора. Но и Берия Орден разрабатывал… Хотя и не только Орден. Он все тайные общества разрабатывал. То, что накопали бериевские сыщики, и хранилось в этих пяти ящиках. А теперь на дачке старика хранится – оформленной, кстати, на давно почившую племянницу.
– Господи… – прошептала я. – Где бы мы ни были, эта гадость с нами…
– Вот-вот, – сказал Туманов. – Это еще одно знамение. У старика богатые знакомства, неплохие аналитические способности, он создал на почтенную организацию обстоятельное досье. «Я стар, приятель, – заявил мне этот старичок, – полгода еще протяну, а там – не знаю. А с этими бумагами надо что-то делать». Я даже рыться не стал в его плесени. Страшно, Динка… Пообещал старичку, что еще зайду, а через день, слава богу, в Северотайгинск перевели, забылось это дело…
Он дышал, словно пробежал марафон.
– Отлучаем от себя эту проблему, хватит. Пора о личном позаботиться. Подумай – для работодателей ты мертва, ты погибла над тайгой при загадочных обстоятельствах. Что тебя держит? Бросай свою контору, пока она тебя до кондрашки не довела. Уедем – в тихий уголок. Отсидимся. Напишешь свой томик в деревне… А уляжется шум – за границу. Сделаем документы, покуда есть связи, заберем твоего Антошку. У меня руки на месте, ноги ходят, прокормимся. А эти вампиры пусть только сунутся…
– Мы акулу-каракулу – кирпичом, – фыркнула Алиса.
– А ты вообще молчи, – огрызнулся Туманов.
– Нет, не обижай Алису, – вступилась я, – она хорошая девочка.
– Да знаю я, – отмахнулся он. – Я бы жизнь отдал за Алису. Сначала, конечно, выпорол бы… Она мне как дочь родная. Вломилась в меня, как Батый в Европу. Возимся друг с другом – то она со мной, то я с ней. Хитрюга – страшная, посмотри, какая пришибленная. Это тактика такая. На жалость давит. И добивается своего. Два дня уже идем мы с Пятачком – то она голодная, то у нее ноги не ходят, то лапы замерзли, то хвост отсох. Скоро штрафы буду брать. А спроси у нее, как дела?
– Привет, Алиса, как дела? – спросила я.
– Хреново, – фыркнула Алиса.
– Вот я и говорю. Восемь бед в одном флаконе… Слушай, Динка, – вдруг осенило Туманова, – а давай возьмем ее с собой? Твой Антошка, моя Алиса – любопытная компания. Можно вывести интересное потомство. Аберрации всякие, мутации…
– Мудации, – подсказала Алиса.
– Разрази меня гром, – вздрогнула я.
– Ну хорошо, оставим ее в Сибири. Сдадим в детдом, пусть там живет. У нас на Ватутина есть вполне приличный педофи… тьфу, педиатрический центр с пансионом. Называется центром охраны детства. На каждого малыша в обязательном порядке – обеспеченный опекун, а самым симпатичным – даже группа опекунов…
– Издевайтесь, издевайтесь, – пробормотала Алиса.
– Туманов, ты так красиво излагаешь, – вздохнула я, – у тебя от нашей встречи фантазия разыгралась. За границу, да будет тебе известно, в нашей стране пускают не всех. Особенно не пускают тех, у кого нет денег, соответствующих документов и честного имени. Насколько я знаю, у нас всего этого нет. А голливудская кавалерия, как мне думается, больше не прискачет…
– Но у нас есть информация, – перебил меня собеседник. – Точные координаты базы, где ведется подготовка супердиверсанта. Заметь, не суперсолдата, Динка, это полная чушь, – а супердиверсанта. Мы знаем, что для этого используется препарат А-1, известный в народе как «бласт» или «хайфлайер», доводящийся до нужной кондиции именно на этой базе. Здесь и варится вся алхимия. Мы знаем, что Пустовой – изменник. Мы знаем про женщину по имени Алла Викторовна и про мужчину по имени Александр Николаевич. Наша контора располагает всеми средствами для проведения допроса, при котором объект раскрывается, как потрошеная рыба. Скажи, разве наша информация не стоит денег?
– Пиф-паф, и мы покойники, – возразила я.
– Да, за этим долго не встанет, – кивнул он. – Причем как с той, так и с этой стороны. Поэтому, в принципе, Динка, не пренебрегая вышеупомянутым вариантом, я бы оставил его как запасной. Документы мы оформим – лишь бы до Энска добраться. А вот что касаемо денег… – тут он замолчал и сделал туманные глаза.
– Парочка налетов? – предложила Алиса. Вынула из ножен кинжал и, прицелившись, швырнула в дерево.
Туманов засмеялся.
– Много шума, мало пользы. Впрочем, устами младенца иногда глаголет истина. Надо обдумать.
– Да ну вас с вашими ноу-хау… – я отвернулась и уткнулась Туманову в грудь. Там было комфортно и ни о чем не надо было думать.
На ужин мы опять ели экстремальную еду: Туманов где-то «за углом» подстрелил двух птеродактилей, общипал их, выпотрошил, а потом наивно поинтересовался, не разыгрался ли у нас аппетит. В принципе, я уже не видела различий между птеродактилем и куропаткой. Зажаренная на костре плоть отдавала мочой – почки у крылатой твари работали ни к черту, – но уминали мы ее с азартом. За ушами трещало, как в костре. Последующая ночь прошла без эксцессов. Экзотика – полнейшая. Груды еловых лап, кузнечики в траве, россыпи звезд на иссиня-черном небе… Мы разговаривали, обнявшись, с ног до головы измазанные репеллентом. Алиса уснула, и мы занимались тем, о чем в последние годы только мечтали… А потом опять говорили. Несложно призвать мужчину к откровенности. Все, о чем он так многозначительно помалкивал, стало понятным в эту ночь. Он стеснялся своих краткосрочных связей. Всех этих Оксан, Анют, Валюш (список внушительный, ни хрена себе). Полагал нашу ситуацию сугубо семейной. Глупый, наша любовь не скончается в мучениях от таких пустяков. Я и сама не то чтобы ангел…
Мы очнулись от акыньего ворчания. Алиса спозаранку принялась метать ножи (судя по утробному вою, пару раз попала). «Ты меня не буди…» – шептала я, зарываясь, как в берлогу, в залежи разлапистой постели, а Туманов нежно меня оттуда вытаскивал. После поверхностного полоскания в лесном ручье мы отправились дальше.
– Ну что, потрахались? – ворчала Алиса, поглядывая на нас уже без вчерашней кровной ненависти. Что-то в несчастной сиротке начинало сдвигаться с мертвой точки.
– Где тебя этому учили? – спросила я.
Она кивнула на Туманова.
– Вот он знает. Туманов, объясни ей…
Он воздел глаза к небу и промолчал. Я тоже не стала углубляться и объяснять дитю, чем понятие «трахаться» отличается от понятия «заниматься любовью». В противном случае ситуация опять бы стала классически патовой «мы делили апельсин». Пора закрывать эту тему.
К трем часам дня мы спустились в тихую низину с осиновым редколесьем. Появлялись первые признаки «ойкумены». Заблестел голубой просвет, обозначилась неширокая речушка, текущая на северо-запад. Невысокие обрывистые берега покрывали камышовые заросли. Переправиться вброд мы бы не смогли: в таких речушках, где берега круты, а в прибрежных водах колосятся водоросли, глубина у обрыва достигает нескольких метров. Мы побрели вдоль опушки, высматривая местечко, подходящее для переправы.