Таежный тупик
Шрифт:
О ЗАГСе, разумеется, речь не шла – ни бумаг, ни печати, ничего «мирского» Лыковы не признавали, и Агафья на том стоит крепко. Однако средство узаконить союз она нашла – написала монашкам на Енисей просьбу благословить замужество, а Иван Васильевич взял на себя обязательство доставить бумагу по назначению. Сам он, показывая серьезность намерений, пригласил в свидетели начальника геологоразведочной экспедиции, которого Агафья хорошо знала. Сергей Петрович нам рассказал, что был поражен преображеньем избы – «посуда сверкает, простыни на постели».
«Медовый месяц», однако, оборвался до срока. Причина тому, как можно понять, простая. Все,
Выяснение отношений по всему происшедшему привело к ссоре. Обозначились два строптивых характера, к тому же из двух различных миров. Не знаю, входил ли в «брачный контракт» вопрос о месте жительства. Иван Васильевич говорит, что, обдумывая житье, купил дом в стороне от поселка Таштып «для уединенной жизни». Агафья будто бы молчаливо согласилась на «вылазку» из тайги, но в решительный момент объяснений отказалась куда бы то ни было перебраться. На что суженый заявил: «Ну а я тут не смогу и не хочу жить». В ответ Агафья написала свидетелю их союза нечто вроде торжественной декларации: «От Ивана Васильевича Тропина отрекаюсь!» А самому Ивану Васильевичу вручила послание «матушкам» на Енисей, со слезным покаянием и мольбой о пострижении в монахини. (Речь не о монастыре, а о жизненном статусе.)
В Москву Агафья писала в смятении чувств и мыслей: надо было с кем-то потрясением поделиться. В размышлениях – как же быть? – я напомнил ей о последнем приезде родственников и сказал, что вижу единственный выход из тупика – переселиться в поселок единоверцев.
– Не можно… – задумчиво говорит Агафья, теребя ногтем серебристый барашек вербы.
Невозможность житья в поселке, даже в отдельной избе и со своим огородом, Агафья по-прежнему объясняет ссылкой на «тятю», который такое перемещение не благословил, а также «замутнением веры» – «детишки-то с красными тряпицами на шее ходят, фотографируют». Приезжающий сюда доктор внушил ей также мысль, что в поселке она умрет от гриппа.
За семь лет общения мы уже знаем, как трудно Агафью убедить во всем, что не согласуется с ее привычками, освященными крепостью веры. Она всех выслушает, а решение примет, полагаясь лишь на свое понимание обстоятельств. Ломка жизненного стереотипа для нее трудна и может быть в самом деле губительна. Но тут, в таежной ловушке, угроза жизни ее почти осязаема.
– Жалуешься на простуды. А можешь и подвернуть ногу, или медведь заломает. Сляжешь, и некого позвать на помощь – геологов скоро не будет.
Теребит пальцами веточку вербы:
– Что бог дасть…
С полуслова понимая тревожный вопрос о возможных последствиях скоротечного брака, Агафья поднимает глаза.
– Да уж нет, бог миловал, дитя не будет. Бог миловал…
Возвращаясь к пережитому, она опять говорит о подробностях появления возле избушки волка.
– Знамение было. Знамение…
Время врачует раны. На пережитое Агафья смотрит уже с изрядной долей иронии, раза два даже весело рассмеялась. Налаживается аппетит. До пасхи – три дня, и Агафья, показав нам курятник, вынесла решето с яйцами:
– Собрала к празднику…
Домашняя живность – куры, козы, собака – требует внимания и ухода. Но это как раз то, что крайне необходимо, хоть чем-то заполнить жизнь. Да и в добротной
Прямо у двери висит ружье с патронташем. «Дробь – на рябцов, пули – против медведей».
– А ну, покажи, как стреляешь.
Агафья охотно берет одностволку и целится в берестяной короб, лежащий на огороде…
– Ну вот тебе, ворошиловский стрелок – одна дробина! – смеется Николай Николаевич. – В медведя не попадешь.
– Избавь господь от медведя…
Мы тихо беседовали, глядя на апрельский парок, струившийся над огородом, когда вдалеке послышался звук вертолета. Агафья услышала его первой и встрепенулась:
– Вот и прощанье…
По тропке катимся вниз на галечную косу у речки.
– Спасибо, что навестили…
Сквозь рев машины голос не слышен. Но так красноречива поднятая кверху рука, выразительны глаза, так щемяще больно видеть маленькую фигурку возле воды…
Погода неважная. Летчики не решаются лезть в облака над горами. Летим по каньону, повторяя изгибы холодной и равнодушной реки.
Апрель 1989 г.
Хождение до «матушек»
Слово «матушки» я слышал от Агафьи и Карпа Осиповича множество раз. Речь шла о каких-то глухих поселениях староверов на Верхнем Енисее. Кто-то жил там уединенно, оторванно от людей, и это Лыковых занимало и волновало. Постепенно дошли к Лыковым имена: матушка Максимила, матушка Надежда, еще какое-то имя. Все были монашками – «матушки». Молва о Лыковых достигла Верхнего Енисея, пришли оттуда приветы на Абакан. «Матушки знают про нас», – сказал незадолго до смерти Карп Осипович.
О возможности свидания с матушками в то время не помышлялось. Но после того, как Агафья летала на вертолете и самолете, после того, как поездом ездила к родственникам в Таштагол, свидание с матушками перестало казаться несбыточным. В этом году в апреле Агафья прямо сказала, что летом намерена пробираться на Енисей. Трудности путешествия и особое ее положение в жизни, конечно, заботили, но остановить не могли: «Как-нибудь с божьей помощью…» Мы с Николаем Николаевичем Савушкиным готовы были ей помогать, но тут приспело путешествие на Аляску, и я сумел лишь кое-что разузнать о местах обитания матушек от туристов.
Большой Енисей сливается в Туве у Кызыла из двух горных рек. Одну из них, Каа-Хем, туристы давно облюбовали для спортивных плаваний на плотах и на лодках. Рискованное путешествие по порожистой быстрой воде дает острые ощущения и возможности видеть дикую, еще не затоптанную человеком природу.
Больших селений тут нет – редкие избы давно поселившихся староверов.
Московский инженер Олег Сергеевич Дерябин, припоминая у карты путь по реке, сказал, что был у матушек пять лет назад. «Маленький монастырь – семь женщин. Настоятельницу зовут Надежда. Уже старушка, но все хозяйство ведет исправно. У них там было две лошади, три коровы, куры, пасека, огород с картошкой, арбузами, помидорами, огурцами. Для горной Тувы это почти „мичуринство“. Нас встречали приветливо. Угостили молоком, медом, попросили починить им сарай. Ночью, помню, разбужены были ударами в рельс. Пожар? Оказалось, настоятельница прогоняла медведя. Крошечный монастырь является осколком разоренного в этом крае после войны большого монастыря…»