Таинства кулинарии. Гастрономическое великолепие Античного мира
Шрифт:
Во все стороны сновали рабы с подносами, разносившие самые разные мясные кушанья, которые они не забывали смочить приперченным гарумом, этой странной приправой, которую Себа получил из Испании, заплатив цену равную ее весу в золоте.
Вдруг симпосиарх призвал к тишине: музыканты послушались и прекратили играть, слуги неподвижно застыли.
Он сказал: «Давайте осушим чаши в честь цезаря, дабы отпраздновать десятую годовщину его славного правления и его счастливое возвращение в столицу мира. Сенаторы и всадники, давайте выпьем, осушим столько кратеров вина, сколько букв в благословенном имени императора».
Здравый смысл и рассудительность должны были испариться, стоило только патрицианской ассамблее поднять тост за Кая Луция Домиция Нерона: не осушить двадцать три чаши – пробудить подозрение в измене, но они ограничились четырьмя, по количеству букв в последнем из имен.
1 – любопытное серебряное блюдо с выгравированными на нем этрусскими буквами вокруг головы Медузы. Петроний говорит о двух серебряных блюдах, на которых были выгравированы имя Тримальхиона и вес каждого из них; 2 и 3 – серебряные блюда
Непринужденное веселье парило в воздухе. Вино текло из большой стеклянной амфоры, на которой были начертаны слова: «Фалернское вино столетней выдержки, изготовленное при консульстве Опимия». Консулы и римская знать в радостях пышного пира практически забыли о том, что убийца Британника и Бурра, коронованный тигр, в этот момент, несомненно, подумывал обезглавить нескольких из присутствующих. Вскоре зрелище – напоминание о бренности бытия пробудило в них доселе дремавшие страхи.
У входа в пиршественную залу возник дворцовый чиновник. Он медленно вошел, сопровождаемый двумя рабами, которые положили на стол предмет, укутанный в саван. Посланник императора сказал: «Неотложные дела не позволяют цезарю разделить с вами гостеприимство Себы, но он думает о вас и шлет вам свидетельство тому, что помнит о вас».
«Да здравствует цезарь!» – дрожащими голосами воскликнули консулы, освобожденный раб и еще несколько человек. Чиновник удалился. С подарка Нерона сняли покров, и перед всеми взорами предстал серебряный скелет, выглядевший ужасающе правдиво, а восхитительная техника исполнения заявляла о том, что мастер – один из тех греков, что прибыли в Рим искать денег и славы.
Этот эпизод завладел вниманием и мыслями большего числа гостей, и старый сенатор, Луций Вафра, не удержавшись, со вздохом сказал соседу, Виргинию Руфу, одному из консулов прошлого года: «Бойтесь греков, бойтесь этого зловещего дара!»
Но только что поданное горячее вино и беспрерывно следовавшие один за другим тосты за здравие заставили забыть о дурном предзнаменовании, и, более того, подарок императора никак не противоречил нравам и обычаям эпохи, а мысль о смерти лишь оживила бы пиршество, если бы о ней напомнил не Нерон, а кто-либо другой.
Первые тосты за здравие выпили как было принято у греков, то есть начиная с самых выдающихся личностей. Те, кто пил, кланялись и говорили: «Желаю вам всяческого процветания» или просто «Приветствую вас». Произнося эти слова, они выпивали из чаши только часть вина, а оставшееся посылали гостю, которому предназначался тост.
Множество чаш опорожнили в честь хозяйки дома. Не были забыты ни славные покойники, ни отсутствовавшие друзья. Симпосиарх произносил примерно одно и то же, обращаясь ко всем: «Ваше здоровье, наше здоровье и здоровье друзей, которых мы чтим».
Время от времени Друзилл, по-прежнему очарованный нежной поэзией греков, которую запомнил еще в юности, вместо мелодичных каденций Горация, входя в роль, играл, подражая божественным певцам Аттики, что обессмертили себя прославлением любви, вина и удовольствий.
Потягивая игристый напиток из чаши, он импровизировал:
Сия мечта о счастье! Останься! Продлитесь, нашей радости часы! О! Чудодейственные вина! Благоухание цветов Коса и Кипра! Пусть ничто не изменит сего восторга, царящего в душе! И я, прощаясь пред вратами в царство ночи, скажу, что жил неспешно.Эта полная чувственности философия нашла бесчисленные отклики в тщеславном Риме, исчерпавшем себя в презрении, гневе и наказаниях так называемых новых, странных и безрассудных причуд, что пытались ввести назореи. Пройдет всего несколько лет, и их учение покорит весь мир!
Время за трапезой проходило быстро, и разнообразное мясо, разделенное на равные порции, подали гостям, которые часто и не прикасались к нему, отдавая свою долю слугам или посылая домой.
Как только управляющий приметил, что аппетит начал угасать, он приказал убрать все и десерт, разложенный на столиках из слоновой кости, заменить на более питательное съестное, которым гости могли насытиться.
Изысканные напитки, поддельные вина, вкусные и легкие яства по-прежнему приятно возбуждали осязание и отягощали желудки. Груши, яблоки, грецкие орехи, сушеные фиги, виноград, тысячи сортов свежих, приготовленных разными способами и консервированных фруктов, тарты, лепешки и все невероятные лакомства, которые латиняне обозначали общим названием bellaria, завоевали расположение эпикурейцев своим, если можно позволить так выразиться, нежным, земным, опасным и непреодолимым красноречием.
Кто-то предложил заменить наполовину увядшие цветы египетскими венцами, и вскоре каждое чело венчала гирлянда из роз и мирта, в которую были вкраплены маленькие птички. Трепет их крылышек и щебетание быстро вернули ленивой задремавшей компании, казалось, шедшее на убыль оживление.
Потом настал черед развлечений.
Труппой странствующих актеров восхищались за ловкость и гибкость. Некоторые из них вертелись, держась за веревку, как колесо вокруг своей оси, висели, будто на волоске, на одной ноге и выполняли разные опасные трюки тысячей способов. Другие соскальзывали по веревке вниз, ложась на живот, с распростертыми руками и ногами. Кто-то кружился, сбегая по спускающейся веревке, и показывал воистину непостижимые чудеса силы и точности на горизонтально натянутом канате и возвышении на полу. Падение с такой высоты могло стать фатальным.