Таинственная помощница для чужака
Шрифт:
– Привет, – первой пишу Анриалу.
– Привет, Пай, – тут же приходит ответ. – Не ожидал, что ты мне еще напишешь. Что-то случилось?
– Соскучилась.
Анри молчит. Ну, давай, подключайся. Что, неприятно, когда после волшебных выходных девушка вдруг пишет «другому»?
– Даже так?
– Да. Очень тебя не хватает. Все время о тебе думаю, не могу перестать. Прости, что так получилось, очень обо всем жалею. Была не права, но теперь уже поздно что-то менять. Просто хотела написать это тебе, чтобы ты знал.
И опять молчание. У итальянского кобеля сейчас наверняка переоценка ценностей происходит.
–
– Ошиблась. Извини, не хочу говорить на эту тему, это слишком личное. В общем, я сказала все, что хотела, понимаю, что ты, наверное, не захочешь со мной больше общаться. Пока.
– Стой! Он тебя чем-то обидел?
– Нет, он хороший.
– Тогда в чем дело?
– Как бы это сказать… наверное, мы просто оказались несовместимы, не зажег он меня. Все оказалось как-то пресно, без чувств. Сплошная механика в отношениях и не самого лучшего качества. Я разочарована, притворяться становится трудно, но не хочется обижать его.
И опять пауза со стороны собеседника. Несмотря ни на что, тихонечко ухахатываюсь. В соседних кабинках наверняка недоумевают.
– И что ты будешь делать?
– Не знаю. Наверное, надо как-то обо всем сказать ему и разойтись, но в связи с этим есть ряд проблем, связанных с работой. Я буквально связана по рукам и ногам, возможно, придется уволиться из-за всей этой истории. Да и адекватно объяснить мужчине, в каком именно плане он меня не устроил, я не смогу. В общем, расстроена, но ничего, справлюсь. Как ты сам поживаешь? У тебя все хорошо?
– Отлично. Извини, обед заканчивается. Вечером еще напишу.
– Да-да, конечно, пока.
Довольная собой, отправилась отрабатывать сегодняшний день. Новое заявление на увольнение у меня уже готово, не хочется, правда, отрабатывать две недели, может, Герарди меня сам поскорее отпустит после всех признаний. С объяснением долго откладывать не буду, максимум еще дня три пообщаюсь с Анри, сливая ему шокирующие признания и флиртуя. Попытаюсь «возобновить» виртуальный роман. Этакая моральная измена Марковичу с ним же самим. Весело живем.
В приемной меня поджидает шеф, что странно, мне казалось, что после моих сегодняшних признаний он закроется злой в своем кабинете.
– Ты опоздала с обеда, – подметил босс.
Взглянула на часы – всего не минуту, даже меньше.
– Прошу прощения.
Босс отрицательно покачал головой и приказал:
– В мой кабинет, – сказано серьезным безэмоциональным тоном. Ну ладно.
Иду в кабинет, а босс, почему-то, наоборот, к выходу из приемной. Оборачиваюсь и наблюдаю за тем, как Александр закрывает приемную на ключ. Не нравится мне все это.
– Александр Маркович, вы не забыли? У меня начались особые дни.
– Я все помню, – ответил мужчина, на ходу расстегивая и снимая с себя ремень. Особенно мне не понравилось, как начальник этот ремень сложил пополам и не отбросил, а взял в руку. Так держат ремень обычно, если собираются им пороть. Поплохело.
– Александр Маркович, чего это вы? – Отступаю вглубь кабинета.
– Я? Я ничего.
– Александр, давайте не будем.
– Мы все будем.
– Что будем?
Мужчина захлопывает дверь кабинета, настигает меня в несколько быстрых шагов и заключает
Александр медленно наклоняется и целует, бережно, нежно и вместе с тем требовательно. На несколько мгновений забываюсь, отвечаю, обнимаю босса за шею, но, опомнившись, с той же интенсивностью начинаю мужчину от себя отталкивать. Да, непросто мне будет, я же млею от рук Алекса, словно кошка от рук хозяина, даже урчать и мурлыкать готова. И как в такой ситуации не порушить легенду, что меня босс не впечатлил в постели?
Начальник, казалось бы, отстранился, но это была ложная победа, мужчина резко развернул меня и толкнул. Я оказалась лежащей на мягком круглом бортике дивана, который не давал покоя шефу, причем поза неудобная, лежу попой к верху. Возмущаясь и сыпля аргументами, почему здесь этим заниматься нельзя, пытаюсь встать, но мужчина молча ловит мои руки и стягивает мои запястья ремнем. Профессионально так меня связал.
– Александр! – говорю нервно. – Пусти! Я же сказала, что не буду! Если не отпустишь, я буду кричать.
– Кричите, Олеся Петровна, – согласился со мной шеф. – Пусть все знают, чем мы тут занимаемся, это так пикантно.
– А-а-а!..
Шеф закрыл мне рот ладонью.
– К крикам перейдем попозже.
Я знаю, чего добивается Герарди, хочет реабилитироваться в моих глазах, но я постараюсь быть словно партизан на допросе. Активного сопротивления в моем случае не выйдет, хватка действительно железная, только и остается, что гневно мычать и дрыгать ногами и попой. Попу босс, кстати, очень нежно, любовно погладил. Мужчина с силой прижался ко мне сзади, но никуда не торопится. Реабилитация, видимо, она такая, требует долгой, вдумчивой подготовки.
Алекс гладит, целует в шею и неспешно меня раздевает, успевая еще и периодически нашептывать на ушко комплименты. Юбка уже во второй раз за день меня покидает, а Александр подозрительно много внимания уделяет моей попе. Чувствую, как сдвигается край трусиков, мужская рука раздвигает мне ягодицы, а большой палец так и вовсе заходит куда дальше и глубже. Мычу особенно громко и возмущенно, в попытке сбросить с себя мужчину верчусь под ним как уж на сковородке. Боюсь, я разгадала коварные планы начальства.
Обозначив намерения, Алекс продолжил дело моего соблазнения и подошел к нему со всей ответственностью и выдумкой. Вскоре из одежды на мне остались только расстегнутая блузка, и то только потому, что ее не получится снять через стянутые ремнем руки, понравившиеся боссу чулки и трусики. Шефу же, видимо, стало очень жарко, потому как сам он остался и вовсе без с одежды, своим напряженным орудием грозя лишить меня условной невинности еще в одном месте.
Борьба наша была долгой, Александр соблазнял, а я тихо бесилась и млела, бесилась и млела, затем пустила слезу, не помогло, начальник неумолим, обмякла, оскорбленная в лучших чувствах, и зажмурилась, состроив скорбное лицо, а боссу мое несопротивление только на руку. И в итоге победил шеф, как более сильный физически, соблазнил, нехило так возбудил и… нет, не взял, ни в одно возможное место.