Таинственная служанка
Шрифт:
Откинувшись на спинку кресла, граф обратился к Генри Сомеркоту, заметив:
— Похоже, новая постановка полковника будет иметь успех.
— На мой взгляд, — ответил Генри, — зрителей в равной степени развлекает и та драма, которая, как они предполагают, происходит за кулисами. Насколько я понимаю, одна из прежних возлюбленных полковника выражает громкие протесты по поводу его нового увлечения — Марии.
— Только Фиц мог одновременно занять в пьесе такое количество своих любовниц и сделать это с ловкостью жонглера! — проговорил граф.
Оба рассмеялись.
Вскоре
Когда наконец раздался стук, возвещавший зрителям о том, что им пора вернуться на свои места и граф с Генри остались в ложе одни, он негромко заметил:
— Кажется, мне очень скоро пора будет уезжать из Челтнема. Покоя мне здесь не видать…
Генри в ответ только ухмыльнулся. Он слишком хорошо знал, насколько умело граф уклонялся от преследования «прелестных амазонок», которые за ним охотились, даже от самых пылких.
Второй акт пьесы был более эмоциональным.
Невинная девица, которую играла Мария, поверив своему аморальному возлюбленному, дала себя соблазнить, а потом, когда он отказался давать ей деньги на жизнь, вынуждена была зарабатывать себе на жизнь, танцуя в театре.
Какое-то время ей удавалось скрывать от отца свою тайну, но к концу акта он обнаружил ее обман и узнал то, что соблазнитель лишил ее девственности. Именно тогда актер, исполнявший роль священника, в ярости выбежал на середину сцены и принялся гневно обличать порочность мужчины, который направил стопы его драгоценного чада на дорогу, ведущую прямиком в ад.
В эту минуту дверь ложи открылась, появился полковник и занял свободное место рядом с графом.
Белый парик очень шел его несколько разгоряченному лицу. В кружевах у его шеи поблескивали бриллианты. Он выглядел так привлекательно в этот момент, что можно было легко понять, почему ни одна девушка не могла устоять против его обольщений.
На сцене коленопреклоненная Мария Фут рыдала у ног отца, который проклинал ее за то, что она лишилась чистоты и надежды на райское блаженство.
— А твой возлюбленный, — прогремел он, — не уйдет от моего мщения. Такие, как он, не имеют права пятнать эту землю своим присутствием!
С этими словами священник повернулся и вытащил из кармана своего длинного черного сюртука огромный пистолет.
Внимание всех зрителей было приковано к сидевшему в ложе у самой сцены полковнику. Наставив на него свой пистолет, разгневанный отец вскричал:
— Я убью тебя! Не допущу, чтобы ты продолжал отравлять мир своей греховностью и пятнал чистоту невинных созданий! Умри же, и пусть господь смилуется над твоей черной душой!
Он прицелился в ложу, но, как это ни странно, дуло его пистолета было обращено не на полковника, а на графа, сидящего в самом центре.
— Умри, негодяй! — гневно гремел актер. — Умри и возвращайся обратно в ад, откуда явился!
После этих слов ему по роли надлежало выстрелить, но в тот момент, когда его палец уже лег на спусковой крючок, дверь ложи распахнулась и на передний план выбежала какая-то женщина, которая встала перед графом, раскинув в стороны руки.
Ее появление так изумило актера, что тот невольно вздрогнул, рука в момент выстрела дрогнула, и дуло пистолета отклонилось от намеченной цели.
Почти одновременно со звуком выстрела раздался громкий удар: пуля попала в фигуру позолоченного ангелочка, который был установлен над центром ложи. На головы сидевших под ним посыпался дождь алебастровых осколков.
В зале царило изумленное молчание. Происходившее в действительности на глазах оторопевших зрителей было гораздо интереснее любого спектакля.
Спустя несколько мгновений полковник вскочил на ноги.
— Боже правый! Пистолет был заряжен настоящей пулей! — воскликнул он.
После того как его возглас разнесся по притихшему залу, снова наступило напряженное молчание. Потом побледневший как смерть актер, исполнявший роль разгневанного отца, пролепетал:
— Я понятия не имел о… Клянусь, я ничего не знал! Мне сказали, что это просто пари… что это шутка между двумя джентльменами. — Ты бы его убил! — взревел полковник. Теперь уже все зрители начали вскакивать со своих мест, кричать и заглядывать в ложу. Жизель бессильно уронила руки и почувствовала, как вставший позади нее граф обнял ее за плечи. Склонив голову ему на плечо, она пыталась отдышаться. Она жадно ловила ртом воздух, словно тонущий человек, который уже долгое время провел под водой. Ей казалось, что сердце у нее готово разорваться.
Тесно прижимая ее к себе, граф негромко, но очень решительно сказал Генри Сомеркоту:
— Найди Джулиуса и немедленно выдвори его из Англии! Я буду давать ему тысячу фунтов в год при условии, что ноги его в стране больше не будет. Если он вернется, то попадет под суд по обвинению в попытке убийства!
Со стремительностью военного, привыкшего получать и исполнять приказы. Генри Сомеркот повернулся и вышел из ложи, не сказав ни слова.
Тем временем полковник кричал на актера, а тот отвечал ему тоже криком, но их голоса тонули в шуме, поднявшемся в зрительном зале. Кто-то выкрикивал какие-то советы, а кто-то громко ужасался только что миновавшей опасности.
Даже не взглянув в сторону зала, граф увлек Жизель из ложи и по короткому коридору вывел к служебному выходу из театра.
Она с трудом поспевала за ним, все еще задыхаясь после стремительного бега. Если бы граф не поддерживал ее, Жизель непременно упала бы — такую она испытывала слабость.
На улице графа ждала карета, хотя слуги, не ожидавшие того, что их хозяин так рано уйдет из театра, удобно расположились на козлах и болтали. Однако, как только они увидели графа, все моментально вскочили, и лакей успел открыть дверцу и помочь Жизели сесть.