Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
Чем Линда занималась с без четверти восемь до одиннадцати вечера, пока не удалось установить в деталях, но, скорее всего, все это время находилась в квартире. Она сама никому не звонила по мобильному, и никто не звонил ей. Зато она разговаривала с отцом по домашнему телефону за несколько минут до девяти, и их разговор продолжался четверть часа. По словам ее отца, речь шла о всякой ерунде, о событиях у дочери на работе и ее планах на остаток дня. Если верить тому, что Линда рассказала знакомым, с кем она позднее вечером встретилась в кабаке, она также посмотрела
Примерно час спустя пожилая соседка наблюдала, как она покинула дом и пошла по улице Пера Лагерквиста на юг, в направлении центра. Эти данные дополнительно подтверждались тем, что в четырнадцать минут двенадцатого она сняла пятьсот крон в банкомате СЕ-банка на углу Стургатан и площади Стура, всего в пятидесяти метрах от городского отеля.
— Я полагаю, здесь все сходится, — подвела итог коллега Сандберг. — Всем девушкам ведь, как известно, требуется время, чтобы привести себя в порядок перед вечеринкой. Именно этим она занималась, когда не разговаривала с отцом и не смотрела телевизор. Она просто-напросто наводила красоту перед выходом в люди, — закончила Сандберг, неожиданно погрустнев.
— Что происходило в кабаке? — спросил Бекстрём. «Все бабы похожи друг на друга, и, если так пойдет дальше, у нашей мадам психотерапевта хватит работы».
Ход событий в ночном клубе пока не удалось восстановить в деталях по вполне естественным причинам. Там хватало народа, все сновали туда-сюда, как обычно бывает в подобных заведениях, и многих еще не успели допросить. В тот вечер суеты вдобавок получилось немного через край, поскольку в мероприятии принимали участие несколько местных дарований, которые успели засветиться в реалити-шоу на телевидении и зарабатывали себе на хлеб, выступая в ресторанах.
И все-таки в клубе, похоже, не случилось ничего драматического или даже интересного, поскольку Линда предпочла уйти через несколько часов. Она пофланировала немного по заведению, как делают все в подобных местах. Посидела в двух разных компаниях. Поболтала и потанцевала и, судя по всему, пребывала в хорошем настроении. Не поругалась и даже не поспорила ни с кем, и никто не доставал ее. Она не была особенно пьяной. Выпила крепкого пива, возможно, стопку ликера, а потом самое большее бокал белого вина, которым женщина, с которой Линда работала вместе в полиции, угостила ее.
Примерно между половиной третьего и тремя часами утра она столкнулась с соучеником по школе полиции и сообщила, что собирается пойти домой и лечь спать. Охранник на входе видел, как она уходила («за несколько минут до трех, если ты спросишь меня») и, по его словам, была трезвая, одна и не выглядела ни особенно радостной, ни печальной, когда он провожал взглядом девушку, удалявшуюся через площадь, мимо резиденции губернатора, в направлении ее дома на улице Пера Лагерквиста.
В худшем случае именно там она растворилась в некоем тумане неизвестности. Никто не видел ее на пути от кабака до квартиры, а это приблизительно километр. По крайней мере, никто сам не дал о себе знать. Она не вела никаких разговоров по мобильному и не отвечала на звонки. Кроме того, в городе было спокойно, и особенно вдоль улиц, по которым Линда, вероятно, шла к себе.
— Хорошо, — сказал Бекстрём и обвел взглядом свою разыскную группу. — Данный отрезок важен, как вы наверняка понимаете. Я хочу в мельчайших деталях знать, что происходило в ночном клубе. Каждого, кто хотя бы заходил туда, надо допросить, всех гостей, весь персонал и, конечно, артистов. Особенно их. То же самое касается ее прогулки домой. Значит, никакие свидетели не дали о себе знать?
Бекстрём вопросительно посмотрел на ассистентку, которая, казалось, испытывала угрызения совести, когда отрицательно покачала головой.
— Камеры наблюдения, — сказал Бекстрём с нажимом. — Ты упоминала какой-то банкомат? Там же наверняка есть камера?
«Чертовы любители».
— Мы изъяли запись с нее, — сообщила Сандберг. — Но, к сожалению, еще не успели посмотреть. Не хватило времени.
— Есть еще камеры на ее пути домой?
Бекстрём с мрачной миной раскачивался на локтях.
— Мы как раз это проверяем сейчас, — стала оправдываться Сандберг. — Я, конечно, подумала обо всем таком, но мы просто не успели.
— Тогда нам надо заняться этим в первую очередь, — парировал Бекстрём. — Пока торговец на углу и все другие, кто думает, как он, не посчитают, что о нем и о его разрешении на собственную маленькую камеру забыли, и не решат спрятать ее и уничтожить запись, сделанную в ночь на пятницу.
— Я понимаю, о чем ты, — отозвалась коллега Сандберг.
— Замечательно, — проворчал Бекстрём. — И самое время начать стучать во все двери между кабаком и ее домом. Поручите это коллегам, которые уже приступили к обходу в квартале, где она жила.
Сейчас она довольствовалась только кивком и сделала запись у себя в блокноте.
Бекстрём скосился на свои наручные часы. Было уже почти три, у него начало сосать под ложечкой от голода, а они еще даже не дошли до места преступления. И если он не собирался сидеть и болтать здесь целый день, ему стоило взять бразды правления в свои руки, ускорить процесс и позаботиться о том, чтобы его группа занялась делом.
Бекстрём кивнул ответственному со стороны экспертов по фамилии Энокссон. Все звали его Эноком, и он был комиссаром и начальником отдела.
— Поправь меня, если я ошибаюсь, Энокссон. Местом преступления стала квартира, где живут она и ее мать, и все произошло примерно на рассвете. Пожалуй, между тремя и пятью утра в пятницу. По твоему мнению и мнению твоих коллег, ее задушили и изнасиловали, и, с большой долей вероятности, мы говорим об одном преступнике.
— Мне не в чем поправлять тебя, — сказал Энокссон, который сам выглядел так, словно ему необходимо поесть и поспать. — Именно так я думаю. Кроме того, мы почти уверены, что он сбежал через окно в спальне. Мы нашли кровь и остатки кожи на железном подоконнике.