Таинственное убийство Линды Валлин
Шрифт:
— Я помню мое первое расследование убийства молодой женщины, — сказал он с таким видом, что казалось, просто разговаривает вслух сам с собой. — С той поры минуло почти тридцать лет, и многие из сидящих здесь даже не родились тогда. В газетах это дело называли убийством Катарины. В те времена мы еще не слышали ни о какой ДНК, и все знали, что раскроем преступление, ведь это почти всегда удавалось нам обычными старыми способами, без помощи всевозможной криминалистической техники и научных методов. Криминалистическая техника относилась к прерогативе судов, когда мы, обычные полицейские,
— Извини, Левин, — перебил его Бекстрём и показал на свои часы. — Ты собираешься добраться до сути до обеда? А то у остальных еще хватает дел.
— Как раз перехожу, — заверил его Левин. — В те времена раскрываемость убийств у нас превышала семьдесят пять процентов. Теперь мы явно раскрываем меньше половины. Несмотря на новую технику и всё современные методы, и, по моему личному мнению, наше сегодняшнее преступление не намного запутаннее тех, которыми мы занимались раньше.
Левин кивнул задумчиво.
— И в чем же тогда дело? — спросила коллега Сандберг. — Ты же, наверное, размышлял над этим?
— Естественно, — подтвердил Левин. — Возьмем ДНК, например. По-хорошему, это, конечно, феноменальное вспомогательное средство. Если у нас есть качественный анализ ДНК, как в данном деле, например, и при условии, что мы найдем его обладателя.
— И в чем же тогда проблема? — не унималась Сандберг.
— При наличии по-настоящему качественной ДНК есть опасность зациклиться только на ней, забыть обо всем другом и потерять четкие ориентиры в разыскной работе, — сказал Левин и вздохнул. — Старой доброй методичной полицейской работе, — добавил он, покачал головой и грустно улыбнулся.
— При целенаправленных поисках отпадает необходимость метаться из стороны в сторону, — заметила коллега Сандберг.
— Да, пожалуй, так можно выразить суть дела, — согласился Левин и откашлялся.
В качестве последнего пункта утренней программы коллега Сандберг доложила обо всем, что на сегодняшний день было известно о нападении на женщину в ночь на воскресенье.
— Там слишком много неясностей, поэтому у меня создается впечатление, что она могла все придумать, — сказала Сандберг.
— Но ради чего, — возразил Олссон. — Подобное ведь не придумывают?
— Я перехожу к этому, — сказала Сандберг и в этот момент тоном и манерой говорить сильно напомнила Левина, хотя он и был на двадцать лет ее старше.
Не существовало свидетелей, видевших само нападение или даже тень злодея. Экспертам также не удалось ничего обнаружить, несмотря на то что Энокссон и его коллеги в буквальном смысле по крупинкам просеяли всю пыль с места преступления и вокруг него. Единственная зацепка — рассказ жертвы о том, как на нее набросились и как она сумела отбиться, оказав отчаянное сопротивление, и помимо всего прочего, якобы укусить и поцарапать преступника, а также ее описание насильника.
— Но с последним ведь вроде бы все нормально, — настаивал Олссон. — Мне кажется, это очень хорошее описание. Преступник одиночка, примерно двадцати лет, рост где-то метр восемьдесят, черная бейсболка, черная футболка, мешковатые черные тренировочные штаны, белые кроссовки, кроме того, у него татуировки на руках. Что-то вроде широких черных полос, напоминающих змей или драконов, на обоих плечах, которые спускаются по предплечьям и заканчиваются у запястий. Он угрожал ей на английском, но со столь сильным акцентом, что, по ее глубокому убеждению, скорее всего, не был англичанином или американцем. Вероятно, югослав или кто-то вроде того. Опять же не является секретом для нас, сидящих здесь, что именно так они зачастую выглядят. И это начинает сильно беспокоить.
— Да, действительно, фантастически хорошее описание, — согласилась Сандберг. — Похоже, мы имеем дело с бойкой и наблюдательной девицей. При внезапности нападения, как она утверждает, у нее слишком уж хорошо со зрением.
— Я солидарен с тобой, — ухмыльнулся Бекстрём. — Девице явно не откажешь в наблюдательности. Ее данные один в один сходятся с психологическим портретом преступника, который мы получили. Вдобавок она явно подсуетилась и успела засветиться в вечерних газетах и на телевидении и рассказать, как ужасно все было. Скоро, наверное, будет читать прогноз погоды на ТВ-3 или красоваться в какой-то другой популярной передаче.
— Спасибо, Бекстрём, — сказала Сандберг. — Помимо всего прочего, мне тоже это приходило в голову. Обычно девушки, столкнувшись с подобными ситуациями, не в состоянии даже видеть себя в зеркале. Или разговаривать о случившемся с самыми близкими. Хотят только, чтобы их оставили в покое.
Бекстрём пришел в себя после истории со стажером Лёфгреном. Он уже наметил свою следующую жертву и без промедления снова бросился в бой. Сразу же после встречи он отвел в сторону молодого Торена, чтобы узнать, как обстоит дело с членом совета Карлссоном.
— Ты был абсолютно прав, Бекстрём. Господин Карлссон выглядит не самым приятным человеком, — констатировал Торен после того, как быстро доложил результаты своих изысканий.
— У этого дьявола надо взять образец ДНК, — сказал Бекстрём довольно.
— С ним уже полный порядок, — сообщил Торен, а потом столь же подробно рассказал о прежних заслугах коллег из Мальмё.
— Почему ты, черт возьми, не проинформировал меня об этом раньше? — спросил Бекстрём угрюмо. — Это тайна или?..
— Я просто не успел, — заверил его Торен. — Поэтому и делаю это сейчас.
«Чистый идиот, полный кретин, — подумал Бекстрём. — Мечется из стороны в сторону».
— Садись, Левин, садись, — сердечно произнес Бекстрём и показал на стул для посетителей, стоявший напротив его письменного стола. — Как дела с твоими изящными конструкциями? Ты начал наводить в них какой-то порядок?
— Там наверняка все будет нормально, — ответил Левин нейтральным тоном.
У него имелись два конкретных предложения, которые могли стать шагом в данном направлении. Во-первых, побеседовать с матерью Линды. Два прежних ее опроса, по мнению Левина, были слишком поверхностными. И если реально смотреть на вещи, фактически не дали ничего такого, чего не смогли бы узнать и без разговора с ней. Во-вторых, он хотел, чтобы была предпринята новая попытка поработать со стажером Лёфгреном.