Таинственные психические силы
Шрифт:
Plate VI
Фотография стола, стоящего на полу.
Фотография того же стола, поднятого на высоту двадцати пяти сантиметров. Сделано М. Г. де Фонтене.
После этого сеанса моим самым горячим желанием было
Это возражение можно было бы проверить или опровергнуть, возобновив эксперименты у себя дома, в моей собственной комнате, куда я был бы абсолютно уверен, что ни один сообщник не сможет войти. Я бы сам повесил занавеску, расставил бы стулья, был бы уверен, что Эвзапия придет в мои апартаменты одна, ее попросили бы раздеться и одеться в присутствии двух женщин-экзаменаторов, и всякое предположение о мошенничестве, чуждом ее собственной личности, было бы таким образом уничтожено.
В эту эпоху (1898) я готовил для l'Annales politiques et litteraires несколько статей о психических явлениях, которые, переработанные и дополненные, впоследствии составили мою работу «Неизвестное» . Выдающийся и отзывчивый редактор обзора проявил усердие в изучении со мной наилучших средств реализации этой схемы личных переживаний. По нашему приглашению Эвзапия приехала в Париж, чтобы провести месяц ноябрь 1898 года и посвятить восемь вечеров специально нам, а именно 10, 12, 14, 16, 19, 21, 25 и 28 ноября. Мы пригласили присутствовать нескольких друзей. Каждый из этих сеансов был предметом официального отчета нескольких из присутствовавших, в частности Шарль Рише, А. де Роша, Викторьен Сарду, Жюль Кларети, Адольф Бриссон, Рене Баше, Артюр Леви, Гюстав Лебон, Жюль Буа, Гастон Мери, Ж. Деланн, Ж. де Фонтенэ, Ж. Армелин, Андре Блох и др.
Мы встретились в моем салоне на авеню де л'Обсерватория в Париже. Не было никаких особых приспособлений, кроме натяжения двух занавесок в одном углу, перед углом двух стен, таким образом, образовав своего рода треугольный шкаф, стены вокруг которого были сплошными, без двери или окна. Передняя часть шкафа была закрыта этими двумя занавесками, доходившими от потолка до пола и встречавшимися посередине.
Читатель может представить себе, что медиум сидит именно перед таким шкафом, а перед ней – белый деревянный стол (кухонный).
За занавеской, на постаменте выступа книжного шкафа и на столе мы разместили гитару, а также скрипку, тамбурин, аккордеон, музыкальную шкатулку, подушки и несколько небольших предметов, которые должна была трясти, хватать, швырять неведомая сила.
Первым результатом этих сеансов в Париже, у меня дома, было окончательное установление того факта, что гипотеза о сообщнике недопустима и должна быть полностью исключена. Эвзапия действует одна.
Пятый сеанс, кроме того, привел меня к мысли, что явления имеют место (по крайней мере, определенное их количество), когда руки Эвзапии тесно удерживаются двумя контролерами, что она, как правило, не действует руками, несмотря на некоторые возможные трюки; ибо необходимо было бы допустить (отвратительная ересь!), что третья рука могла бы быть образована в органической связи с ее телом!
Перед каждым сеансом Эвзапию раздевали и одевали снова в присутствии двух дам, которым было поручено следить за тем, чтобы она не прятала под одеждой никаких фокусных приспособлений.
Было бы немного долго вдаваться в подробности этих восьми сеансов, и это было бы отчасти для того, чтобы пройтись по тому, что уже было описано и прокомментировано в первой главе, а также на предыдущих страницах. Но будет небезынтересно дать здесь оценку нескольких из сидящих, воспроизведя некоторые из отчетов.
Я начну с рассказа г-на Артура Леви, поскольку он очень подробно описывает установку, впечатление, произведенное
Отчет г-на Артура Леви
( Сеанс 16 ноября )
То, о чем я собираюсь рассказать, я видел вчера у вас дома. Я видел это с недоверием, внимательно наблюдая за всем, что могло бы напоминать обман; и после того, как я это увидел, я нашел это настолько далеко за пределами того, что мы привыкли представлять, что я все еще спрашиваю себя, действительно ли я это видел. Однако я должен признаться, что это не сон.
Когда я прибыл в ваш салон, я нашел мебель и все остальное в обычном состоянии. Войдя, я заметил только одно изменение слева, где две толстые шторы из серого и зеленого репса скрывали небольшой уголок. Эвсапия должна была творить чудеса перед этим альковом. Это был таинственный уголок: я осмотрел его очень тщательно. В нем был маленький круглый открытый столик, тамбурин, скрипка, аккордеон, кастаньеты и одна или две подушки. После этого предупредительного визита я был уверен, что в этом месте, по крайней мере, не было никакой подготовки и что никакое сообщение с внешним миром невозможно.
Спешу сказать, что с этого момента и до конца экспериментов мы не выходили из комнаты ни на минуту и что, так сказать, наши глаза были постоянно устремлены в этот угол, занавески которого, однако, всегда были приоткрыты.
Через несколько минут после моего осмотра кабинета появляется Эвзапия – знаменитая Эвзапия. Как почти всегда бывает, она выглядит совсем не так, как я ожидал. Там, где я ожидал увидеть – не знаю почему, в самом деле – высокую худую женщину с пристальным взглядом, пронзительными глазами, с костлявыми руками и резкими движениями, взволнованную нервами, непрерывно дрожащими от постоянного напряжения, я нахожу женщину лет сорока, довольно полную, со спокойным видом, мягкой рукой, простую в манерах и слегка съеживающуюся. В целом она производит впечатление превосходной женщины из народа. Однако две вещи привлекают внимание, когда вы смотрите на нее. Во-первых, ее большие глаза, наполненные странным огнем, сверкают в своих орбитах или, опять же, кажутся наполненными быстрыми отблесками фосфоресцирующего огня, иногда голубоватого, иногда золотистого. Если бы я не боялся, что эта метафора слишком проста, когда речь идет о неаполитанской женщине, я бы сказал, что ее глаза напоминают сверкающие языки лавы Везувия, видимые издалека темной ночью.
Другая особенность – это рот со странными контурами. Мы не знаем, выражает ли он веселье, страдание или презрение. Эти особенности запечатлеваются в уме почти одновременно, и мы не знаем, на какой из них сосредоточить внимание. Возможно, мы должны найти в этих чертах ее лица указание на силы, которые действуют в ней и которыми она не совсем владеет.
Она садится, вступает во все общие места разговора, говоря мягким, мелодичным голосом, как многие женщины ее страны. Она использует язык, трудный для себя и не менее трудный для других, потому что это не французский и не итальянский. Она прилагает мучительные усилия, чтобы ее поняли, и иногда делает это с помощью мимики (или языка жестов) и желания получить то, что она хочет. Однако постоянное раздражение горла, как давление крови, возвращающееся через короткие промежутки времени, заставляет ее кашлять, просить воды. Признаюсь, эти пароксизмы, при которых ее лицо сильно краснело, вызывали у меня большое беспокойство. Неужели мы будем иметь неизбежное недомогание редкого тенора в тот день, когда он должен был быть услышан на сцене? К счастью, ничего подобного не произошло. Это было скорее знаком обратного и казалось предвестником крайнего возбуждения, которое должно было овладеть ею в тот вечер. В самом деле, весьма примечательно, что с того момента, как она привела себя – как бы это сказать? – в рабочее состояние, кашель, раздражение горла совершенно исчезли.
Когда ее пальцы были помещены на черную шерсть, – честно говоря, на ткань брюк одного из компании, – Эвзапия обратила наше внимание на своего рода прозрачные следы, сделанные на них (пальцах), искаженный, удлиненный второй контур. Она говорит нам, что это знак того, что ей будет дана большая власть сегодня.
Пока мы разговариваем, кто-то ставит на стол весы для писем. Опустив руки по обе стороны весов для писем и на расстоянии четырех дюймов, она заставляет стрелку переместиться к № 35, выгравированному на циферблате весов. Сама Эвзапия попросила нас убедиться путем осмотра, что у нее нет волоса , ведущего из одной руки в другую, которым она могла бы обманным путем надавить на поднос весов для писем. Эта маленькая пьеса имела место, когда все лампы в салоне были полностью зажжены. Затем началась основная серия экспериментов.