Таинственные земли
Шрифт:
– Что?! Это варварство! Разве они не простые смертные, которые старались изо всех сил? Боролись против магии?
Каким же тогда было наказание для воров, бродяг и убийц?
– Неужели гномам нравится жестокость, как гоблинам? – Рэп понимал, что ведет себя глупо, но ему было почти нечего терять.
Оотиана покачала головой, не поднимая глаз.
– Нет, такие наказания назначаются нечасто. Важен пример.
Пример? Почему-то эта хладнокровная логика придала жестокости еще больший ужас, но, очевидно, проконсул не одобряла ни то ни другое.
– Простите, – пробормотал Рэп, – это ведь не ваше решение?
Оотиана вскользь взглянула на него.
– Нет. Похоже, вопросы уже не умещаются в твоей голове. Можешь задать их. Я отвечу на все, на какие смогу.
– Премного благодарен вам, госпожа. Я просто хотел узнать – те люди, которых убил гоблин… это была месть? Магическое правосудие?
На лице Оотианы появилось озадаченное выражение.
– Что ты имеешь в виду?
– Может, они были теми, кто истребил жителей деревни? А Маленький Цыпленок стремился отыскать их?
– О нет! Слова действуют иначе. А человек, который совершил это преступление… Он был наказан. – Последнюю реплику она произнесла особым тоном, но тут же перевела разговор: – Ты так и не спросил, что тебя ждет.
– Попробую догадаться сам. Не перемена погоды, верно?
– При чем тут погода?
– Мать Юнонини рассказывала мне о Четверке, о бандах джотуннов, об имперских легионах, драконах… но уверяла, что Запад заправляет погодой. Это правда?
– Да, правда. Но самое главное – Феерия, и ты даже знаешь, в чем дело. Это…
Тут внимание проконсула отвлек грохот, донесшийся спереди. Таверны Мильфлера были шаткими, ненадежными строениями, и теперь одна из стен такой таверны рухнула, а из-за нее выкатился клубок из шести-семи дерущихся импов и джотуннов. Шум нарастал, пока из-под обломков выбирались остальные посетители таверны в поисках места, где можно развернуться, разбрасывая вокруг обломки мебели. Проконсул пожала прелестными плечами и двинулась в обход.
Она шагала в молчании, а Рэп гадал, не обидел ли он ее, но вдруг Оотиана произнесла:
– Это страшное зло, но оно неукротимо. Запад всегда был самым могущественным из четырех сторон, мастер Рэп. В Договоре сказано, что после смерти одного Хранителя трое других выбирают ему преемника, волшебника или волшебницу. Разумеется, самые сильные из кандидатов могут выбрать сами себя, как сделал Зиниксо, но обычно пустое место на троне заполняют благодаря выборам. Исключение – Запад. Когда пустеет красный трон, самый могущественный из троих Хранителей занимает его, оставляя прежний свой трон новичку. Ты понимаешь?
– Да, мэм. Но теперь этого не произошло?
– Нет. Аг-Ан скончалась внезапно, а Зиниксо стал Хранителем. Остальные трое волшебников нередко прибегали к убийствам, но с Западом такое случалось всего шесть-семь раз со времен Эмина. Сила Запада проистекает от его прерогатив, хотя в этом случае Зиниксо был могущественен сам по себе.
Теперь они шли мимо кораблей. Как говорил Тинал, большинство судов в гавани составляли галеры, но были здесь и несколько барж, и крупные торговые суда, и неуклюжие посудины с треугольными парусами, которых никогда не видывали в Краснегаре. Рэп с удовольствием полюбовался бы кораблями, если бы его не заботило приближение собственной смерти.
– Это правда, мэм?
Оотиана шагала, не поворачивая головы.
– Вполне вероятно, Зиниксо – самый могущественный колдун со времен Ис-Ан-Ок или даже Трейна. Аг-Ан тоже была не из слабых, но Зиниксо уничтожил и ее, и двух ее подручных в одиночку. Юг и Восток не желали, чтобы Феерия попадала в руки неизвестного волшебника и потому попытались сразу же избавиться от гнома. Он разбросал их, как комки ваты.
Разговор вновь прервался. Десяток подвыпивших полуголых джотуннов брели, шатаясь, по улице, выстроившись плечом к плечу, и ревели похабную песню, размахивая дубинками. Прохожие в страхе расступались. Рэп ждал, что Оотиана вызовет войска, но она почти не обратила внимания на помеху. Прежде чем джотунны столкнулись с ней, все они вдруг повернули влево. С радостным ревом шеренга ввалилась в ближайшую таверну. Вскоре толпа с ворчанием рассеялась, и улица освободилась. Оотиана даже не замедлила шаг.
– Теперь, разумеется, гном неуязвим, – продолжала колдунья. – Он будет веками удерживать красный трон. Только объединившись, остальные смогут расправиться с ним, и это будет нешуточная битва. Возможно, он победит даже в этом случае.
– Долг Запада – притягивать таинственные силы, – произнес Рэп, – значит, теперь ему известны сотни слов?
– Нет, все происходит иначе: четыре слова – предел. Но любой колдун может подпасть под чары и стать преданным слугой более сильного колдуна. Тогда он становится служителем, помощником. Так поступают все волшебники и волшебницы, но остальные должны охотиться за людьми, которые уже знают слова. Их и поставляет Запад. Вот откуда они берутся.
– На каждого жителя Феерии – по одному слову? Она кивнула.
– Так, значит, и вы… прошу прошения, госпожа. Оотиана подняла прекрасные глаза, и Рэп с удивлением заметил в них влажный блеск.
– Да, и я тоже. Я хочу, чтобы ты знал об этом, даже если еще мало что понимаешь. Я ничего не могу с собой поделать, мастер Рэп. Обо всем этом я рассказываю тебе только потому, что мой рассказ не имеет значения, а ты должен знать, почему пострадаешь, но если бы этот разговор повредил моему хозяину, мне пришлось бы молчать. Я не могу ослушаться его ни в чем и должна повиноваться любым приказам: если он велит мне убить себя, я сделаю это. Я не в силах его предать.
– Но ведь вы не любите его? – уточнил Рэп.
– Гномы, – осторожно произнесла она, – склонны к подлости, подозрительности и жадности.
– Разве он не мог заставить вас любить его? Оотиана прошла десяток шагов в молчании, а затем невозмутимо ответила:
– С легкостью. Но разве это было бы лучше? Завтра ты возненавидишь меня, Рэп. А он оставляет мои мысли свободными потому, что ценит мои советы или же желает проверить, не замышляю ли я чего-нибудь. Он не доверяет преданности, будь она магической или реальной. Твое слово – огромная ценность, и мой хозяин велел мне добыть его. И потому я должна сделать то, что он приказал, как бы это ни было отвратительно.