Таинственный берег
Шрифт:
— Это ты ее пригласил, — в ярости спросил он, — или она пригласила себя сама?
— Джон, дорогой мой, — сказала София, прежде чем я успел ответить, — ты та-ак выставляешь себя на посмешище!
У нее была привычка произносить некоторые слоги врастяжку, а когда она была раздражена, ее иностранный акцент усиливался.
Джона трясло от ярости. Я мог только беспомощно стоять и наблюдать.
— Это ты выставляешь себя на посмешище, — закричал он ей. — Ты думаешь, я не заметил, как ты флиртовала с Максом вчера вечером? Или полагаешь, что Ева не заметила?
— Послушай, Джон, — попытался я вставить слово, но он не захотел меня слушать. Я изо всех сил старался умаслить разбушевавшуюся стихию, но, похоже, зря старался.
— Это нелепо, — крикнула София. Она тоже была чертовски зла. — Твоя идиотская ревность! Я хочу купить моллюсков к обеду, а Макс едет в Сент-Ивс, почему бы ему меня не подвезти? Почему?
Конечно, если все подать таким образом, действительно может возникнуть впечатление, будто Джон устроил «много шума из ничего». Но в моей машине на переднем сиденье сидела она — волосы в беспорядке по плечам, грудь только что не вываливается из этого скудного корсажа, губы надуты… Иисусе Христе, любой муж вполне мог иметь основания думать, подозревать или опасаться чего угодно.
— Тебе, София, лучше остаться, — сказал я. — Я куплю для тебя этих моллюсков. Скажи, какие именно тебе нужны.
— Нет, — сказала она, — я еду с тобой.
Мне было ужасно неловко. Я не знал, что делать. Она смотрела на Джона, Джон — на нее, а я старался придумать, как бы потактичнее удрать, — и тут на веранде кто-то чихнул. Мы с Джоном обернулись. Это был ребенок. Мне кажется, он стоял и слушал, несчастный маленький звереныш. Он старался понять, что же, черт подери, происходит. Чихнув, мальчик повернулся и хотел войти в дом, но Джон окликнул его, и он с застенчивым видом вышел на солнце.
— Иди сюда, Джастин, — сказал Джон и взял его за руку. — Мы пойдем на Флэт Рокс.
Больше он ничего не сказал. Он взял ладошку сына в свою, ребенок доверчиво взглянул на него, и в следующее мгновение они уже уходили по лужайке. Мы остались вдвоем…
Итак, мы поехали в Сент-Ивс. День был жаркий, похожий на сегодняшний, и, купив моллюсков, мы остановились в одной из бухт ниже по берегу, чтобы искупаться. Не помню, как называется эта бухта. Она очень маленькая, и до нее можно добраться только во время отлива. Мы были там одни.
Нет оправдания тому, что произошло: я занимался любовью с женой моего лучшего друга. И я ничего не могу придумать в свое оправдание. Ничего! Конечно же, это София предложила окунуться, и София указала эту бухту, и София разделась первой, и София первая сама до меня дотронулась, но какое это имеет значение?
Если бы во мне было хоть пол-унции порядочности, я в какой-то момент мог бы сказать «нет», но не сказал. Подозреваю, что я не вполне порядочный человек. Были и другие причины… Понимаете. Джон всегда все у меня забирал. У меня были девушки, но как только они видели Джона, я их уже больше не интересовал. Какое-то время он увлекся гонками, а когда я вывел его на нужных людей, оказалось, что он водит машину лучше, чем я, и эти люди были больше заинтересованы в нем, чем во мне. О, были разные другие ситуации…
Джон не был виноват. Просто он так устроен. Но у меня все равно уже накопился запас недовольства, длинный список обид, в которых я сам себе едва бы мог признаться. Когда мне выпал шанс увести у него жену, я даже не колебался.
Мы вернулись в Клуги во второй половине дня, около четырех часов. Все было спокойно. Сначала мы даже подумали, что никого нет дома, а потом услышали рояль.
— Он сумасшедший, — сказала София вяло. — Представь себе, играть на рояле в доме, когда такая великолепная погода.
Она прошла по коридору и открыла дверь в музыкальную комнату.
— Джон… — начала она и остановилась.
Я подошел, чтобы посмотреть, почему она замолчала, и увидел, что Джон был не один в музыкальной комнате. С ним была Мэриджон.
Я не могу описать, насколько все это было странно. Хотя непонятно почему. Мэриджон спокойно сидела на подоконнике, очень счастливая, а Джон — на вертящемся стуле у рояля. Между ними было не менее шести футов.
— Привет, — сказала Мэриджон Софии, и ее глаза были ярко-синие, чистые, а взгляд твердый. — Тебе удалось достать моллюсков в Сент-Ивсе?
Я всегда буду помнить, как она это спросила, потому что тогда я впервые увидел, как сильно она презирает Софию.
А София бросила:
— Где Майкл?
Мэриджон сказала, что понятия не имеет. А Джон спросил:
— Разве он не рыбу ловить пошел?
Они оба рассмеялись, и Джон опять заиграл. Как будто нас там не было.
— Я ухожу вниз, в бухту, с Максом, — сказала внезапно София.
— Да? — произнес Джон, переворачивая нотную страницу.
— Не сгори на солнце, — сказала Мэриджон, — оно сегодня опасное, правда, Джон?
— Очень, — сказал Джон, продолжая играть и не поднимая глаз.
Ну, мы вышли. София была в ярости, хотя ничего не сказала. А когда мы дошли до берега, оказалось, что мальчик идет следом за нами, и София отыгралась на нем и прогнала его. Бедное маленькое создание! Он выглядел таким потерянным и взволнованным. Он пошел вдоль берега и скоро исчез из виду между скалами.
Мы искупались, а потом София начала разговор. Она говорила о Мэриджон, а под конец стала плакать.
— Я терпеть не могу, когда она сюда приезжает, — говорила она. — Терпеть не могу. Когда она здесь, все идет не так, как надо.
Когда я спросил, что такого делает Мэриджон, она не могла объяснить, а только сильнее плакала.
Я старался ее утешить, понимающе обнял. И тут случилось самое худшее из того, что могло случиться. Ева, узнав, что я вернулся, пошла меня искать. Конечно, она застала нас в так называемых «компрометирующих» обстоятельствах. Произошел еще один скандал, и она ушла в дом. Вечером не спустилась к обеду.