Таинственный цилиндр
Шрифт:
Инспектор взял бечевку в руки, хмуро оглядел, подозвал полицейского, стоявшего поодаль и негромко отдал ему какой-то приказ. Полицейский взял бечевку и удалился.
– Инспектор?
Квин поднял глаза. Перед ним стоял Хагетрем со светящимся взором.
– Вот, я нашел кое-что за креслом Монти Фильда, когда собирал его бумаги. Она стояла за самой спинкой.
Он поднял в руке темно-зеленую бутылку, в каких обычно продают эль с джином. На пестрой этикетке было написано «Эль с джином высшего качества. Фирма Пейли». Бутылка была наполовину пуста.
– Ну, Хагетрем, с уловом! Давайте сюда! – сказал инспектор.
– Думаю, что это важная находка, сэр. Когда я нашел эту бутылку за сиденьем, мне стало ясно, что именно он, по всей видимости, пил из нее сегодня вечером. Утреннего спектакля сегодня не было, а уборщица прибирает в зале каждый день. Если бы убитый или кто-то, имевший к нему отношение, не поставил бы бутылку туда сегодня вечером, ее бы не было. Я подумал, что зацепил какую-то ниточку, и разыскал парня, который продает освежающие напитки в этой части зала. Разыскал и попросил продать мне бутылочку эля с джином. Но он сказал, – Хагетрем так и сиял, – что эль с джином у них в театре не продается.
– В этот раз вы действительно хорошо пораскинули мозгами, – похвалил инспектор. – Тащите парня сюда.
Едва Хагетрем ушел, перед инспектором появился маленький толстяк, разъяренный до крайности. Инспектор вздохнул. Вечерний гардероб толстяка был в беспорядке. Полицейский держал его за руку.
– Вы отвечаете за все происходящее здесь? – – Толстяк в своем неистовстве казался очень грозным, несмотря на метр шестьдесят роста.
– Да, отвечаю именно я, – с полной серьезностью произнес Квин.
– Тогда вам следует знать, – взорвался мужчина, – что.., эй, вы, ну-ка отпустите мою руку! Вы что, не слышите?.. Вам следует знать, сэр…
– Офицер, отпустите руку этого господина, – сказал инспектор полицейскому с еще большей серьезностью.
– ..Вы должны знать, что я считаю все происходящее здесь сегодня неслыханным скандалом. С тех пор, как был прерван спектакль, я уже целый час сижу с женой и дочерью на своих местах, а ваши подчиненные даже не разрешают нам вставать. Это просто неслыханно, сэр! Уж не кажется ли вам, что вы вправе держать здесь людей столько, сколько вам заблагорассудится? Только не думайте, что мы не наблюдаем за вами! Вы топчетесь на одном месте, дело не продвигается, а нам приходится сидеть и терпеть все это. Вот что я скажу вам, сэр. Если вы не разрешите мне и моей семье покинуть наши кресла в зале, я обращусь лично к окружному прокурору Сампсону, моему большому другу, и подам на вас жалобу.
Инспектор Квин некоторое время неприязненно рассматривал красное от злости лицо толстого маленького человека. Потом вздохнул и сказал строго:
– Дорогой мой! А вам не приходило в голову, что в то самое время, когда вы возмущаетесь из-за такой мелочи, кто-то, совершивший убийство, может находиться здесь, в зале, может быть, рядом с вашей женой и дочерью? И он точно так же, как и вы, хочет выйти отсюда. Если вы намерены жаловаться окружному прокурору, вашему большому другу, то я не могу вам препятствовать. Жалуйтесь, как только выйдете из театра. Но до этого момента я вынужден просить вас вернуться на свое место в зале и потерпеть, пока мы не разрешим вам уйти. Надеюсь, что выразился достаточно ясно.
Несколько зрителей на соседних креслах захихикали, явно радуясь посрамлению коротышки. Тот в бешенстве бросился прочь, по пятам преследуемый полицейским.
– Глупец, – пробормотал инспектор и повернулся к Велье. – Пойдите вместе с Панцером в кассу театра и попытайтесь выяснить, остались ли там непроданные билеты на следующие места…
Инспектор записал на обороте какого-то старого конверта номера кресел последнего и, предпоследнего рядов на левой стороне: ЛЛ 30, ЛЛ 28, ЛЛ 26, КК 32, КК 30, КК 28, КК 26. Конверт он отдал Велье. Тот ушел.
Эллери, который все это время стоял в бездействии, прислонившись к спинкам последнего ряда, и наблюдал за отцом, за публикой, а иногда обводил взглядом весь зал театра, шепнул на ухо инспектору:
– Я вот думаю – не странно ли, что во всем зале осталось нераспродано только семь мест, и все – в непосредственной близости от того, на котором сидел убитый. И это – при таком ажиотаже, который царит вокруг «Игр с оружием»?
– Когда это пришло тебе в голову, сын мой? – спросил Квин.
Эллери не ответил. Он в задумчивости постукивал по полу своей тросточкой. Инспектор позвал:
– Пиготт!
Детектив подошел.
– Пригласите сюда билетершу, которая дежурила в этом проходе, И портье – того пожилого мужчину, который стоит у входа в театр.
Пиготт ушел, а рядом с инспектором появился взмыленный молодой детектив. Он вытирал пот с лица носовым платком.
– Ну что. Флинт? – нетерпеливо спросил Квин.
– Я ползал по полу, как не ползает ни одна уборщица, и не нашел никакого цилиндра. Если вы думаете, что он где-то в этой части зала, то его чертовски хорошо спрятали.
– Ладно, Флинт. Ждите распоряжений.
Детектив отошел в сторону.
– Папа, ты и в самом деле думал, что он, поползав по залу, найдет цилиндр? – спросил Эллери.
Инспектор проворчал что-то неразборчивое и пошел к среднему выходу из зала. Он склонялся по очереди ко всем зрителям, которые сидели вдоль прохода, имевшего наклон к сцене, и задавал им вполголоса какие-то вопросы. Все головы в зале сразу повернулись к нему. Когда он с непроницаемым лицом вернулся к Эллери, ему откозырял полицейский, которого он куда-то посылал с куском бечевки.
– Какой размер? – спросил его инспектор.
– Продавец в магазине головных уборов сказал, что это размер 7/8.
Инспектор кивнул, отпуская полицейского. Вернулся Велье с озабоченным Панцером в кильватере. Эллери с живейшим интересом подался вперед, чтобы услышать новости. Квин-старший не шелохнулся, но на лице его отразилось напряженное внимание.
– Итак, Томас, – сказал он, – что тебе удалось выяснить в кассе?
– Только то, что семь билетов на места, которые вы мне написали, проданы, – сообщил Велье без всякого выражения в голосе. – Продавали их из кассы театра. Мистеру Панцеру не удалось установить, когда именно.