Таинственный герцог
Шрифт:
Быть может, герцог надеялся, что таким образом спровоцирует леди Фаулер на опасное безрассудство? Это казалось чрезвычайно невероятным, но результат оказался именно таким. Леди Фаулер теперь была убеждена, что имеет тайных могущественных сторонников, и под влиянием сестер Драммонд каждый день строила все более грандиозные планы.
И что еще сильнее ухудшало ситуацию, она уже в течение нескольких месяцев нападала в своих посланиях на маркиза Ротгара, а это, несомненно, было в высшей степени глупо, даже если он навязал жене и великосветскому
Будет ли этот человек, которого называют Мрачным маркизом, сегодня здесь и будет ли одет во все черное? Еще одно прозвище, под которым он был известен, это Черный кардинал — темная сила позади трона. Прозвище, очевидно, пришло из Франции, где когда-то был Красный кардинал — красная власть, кардинал Ришелье.
Лорд Ротгар пугал Беллу больше, чем король, потому что не признавал ни правил, ни законов. Судя по рассказам, он делал все, что ему заблагорассудится, и был скор на отмщение.
Да, решила Белла, ей нужно покинуть леди Фаулер, нужно устроить свою жизнь по-другому.
Никто из мужчин внизу не был похож ни на лорда Ротгара, ни на герцога, хотя и тога и другого Белла видела всего лишь несколько раз, да и то издали. Они оба были высокими, темноволосыми, и маркиз на десять лет старше герцога.
Продолжая всматриваться, Белла обратила внимание, что прибывающие гости с восторженными возгласами оглядываются по сторонам и смотрят наверх, и решила сойти вниз, чтобы увидеть все так, как видят они.
Идти навстречу потоку было совсем нелегко, порой приходилось буквально протискиваться между людьми, и иногда этими людьми оказывались мужчины, которые улыбались ей и шутили. Один даже попытался увести ее с собой наверх, но отпустил, как только она запротестовала.
Белла нервничала: ей хотелось, чтобы некоторые костюмы не оставляли оголенными мускулистые руки, которые касались ее голых рук; хотелось, чтобы толпа не прижимала ее к чьему-либо крепкому телу или жестким доспехам.
Она забыла, какие чувства возникают при близости мужчин, а может быть, никогда этого и не знала.
Если не считать одного раза.
Четыре года назад. Дувр. Она в объятиях мужчины среди пьяной толпы. Он целует ее. Она стоит возле него в конюшне, боясь, что ее схватят, боясь ожидающей ее судьбы, но ощущая, что он рядом. Это была твердая, физическая уверенность, которой она никогда не могла забыть.
Дойдя до последней ступеньки лестницы, Белла шагнула в зал и утонула — утонула в запахе мужчин, в исходившей от них силе.
Ее по-прежнему окружала толпа, но больше ни к кому не прижимала. Белла прошла к парадной двери и повернулась, чтобы увидеть всю сцену такой, какой она представала перед теми, кто входил в дом нормальным путем.
Ах.
На ненастоящих каменных стенах красовались нарисованные окна и балконы, на которых стояли люди, изображенные так искусно, что их вполне можно было принять за живых. Темная ткань, которая мешала обзору, когда Белла стояла наверху, теперь создавала
— Забавно, правда?
Белла вздрогнула и повернулась к говорившему — молодому мужчине в крестьянской одежде. На нем была доходившая до колен туника из неокрашенной домотканой материи и коричневые гетры; на подбородке росла темная щетина, волосы с проседью были взъерошены, а вместо маски повязан простой лоскут, так что для глаз оставалась только узкая прорезь.
На мгновение Белла приняла его за наглого слугу, но голос не был голосом слуги. Перед ней явно был джентльмен, который мог позволить себе прийти сюда, нарядившись римским рабом.
Он ждал ответа, очевидно, удивляясь ее молчанию.
Белла лихорадочно выбирала, что изобразить: пресыщенность или восхищение, — и предпочла честность.
— По-моему, прекрасно. Не знаю, действительно ли это похоже на Италию.
— Как похожа на что-то театральная декорация. Но вы считаете работу Айторна сносной?
— Сомневаюсь, что благородный герцог что-нибудь сам делал.
— Довольно верно, — усмехнулся ее собеседник. — «Эй, баловень судьбы, сделай-ка это. На то есть раб, чтобы работать».
Белле показалось, что их духовно роднит антипатия к праздному безделью.
— Мы, несомненно, родственные души, — сказал он, по-видимому, почувствовав в ней то же самое. — Пойдемте танцевать.
Это можно было принять за просьбу, но он, вместо того чтобы предложить Белле руку, схватил ее и потянул обратно к лестнице.
Непроизвольно упершись, Белла все же пошла за ним. Ей нужно быть незаметной до тех пор, пока не начнется вакханалия, а в паре она будет меньше привлекать внимание. Белла не могла отрицать, что ей хотелось снова потанцевать, хотя бы один раз. Это было так давно…
Сколько времени прошло с тех пор, как мужчина держал ее руку?
Четыре года. Тогда это был какой-то народный танец. Или, быть может, когда Кокси и Нейскорт заталкивали ее в экипаж?
— На что вы сердитесь, милая нимфа?
Белла обнаружила, что они уже поднялись по лестнице и что она хмурится. Понимая, что ни в коем случае не должна показаться ему странной, Белла поспешила улыбнуться.
— Только на толчею, сэр, которая никак не дает добраться до бального зала; ведь я так люблю танцевать.
Он взглянул на толпу, преграждавшую им дорогу.
— Я должен приказать им расступиться?
— Вы что — Моисей? Но на вас же костюм раба.
— Просто бедный пастух. Но если представить себе всех этих людей козами, я, возможно, знаю, как справиться с ними.
— Козы? На Олимпийской пирушке?
— Козы-аристократы все равно козы. Только послушайте их блеяние.
— Осторожно, сэр! Боюсь, вас ждет ужасный конец.
— Отправят обратно на пастбище? Или заставят покинуть страну, как бедного старину Уилкса? Не бойтесь, я не настолько глуп, чтобы обнародовать в печатном виде свои крамольные мысли. А вы?