Таинственный остров(Повести и рассказы)

Степанов Александр Владимирович

В другой раз разговор коснулся икс-лучей и индус долго прислушивался к нашим спорам, пока, наконец одной или двумя фразами разрешил вопрос, разбив, что называется, наголову все доводы, как мои, так и сэра Артура.

Такое всестороннее развитие и солидные знания, высказанные молодым индусом, глубоко поразили нас и, оставшись одни в каюте, мы невольно заговорили о нашем новом знакомом.

— Знаете, — сказал Невилль, — меня поражают в индусе его ученость в столь молодые годы и такие громадные энциклопедические знания. И кроме того… не напоминает ли его манера спорить и доказывать — манеру покойного профессора Перкинса?.. Это построение фраз, этот внезапный логический вывод… Мне сегодня казалось,

что я слушаю нашего покойного друга…

— Действительно! — согласился я. — Удивительно похоже!.. А знаете, Индия ведь страна чудес. Помните библейского индуса, спасенного Перкинсом? Возможно, он, в благодарность за свое спасение, отдалил одному только ему известными средствами момент перехода в другой мир старого профессора и этот юноша его ученик… Давайте завтра спросим его. Слишком уж своей манерой спорить он напоминает нашего старого друга…

— Ну что же, спросим… — согласился Невилль, поворачиваясь на другой бок и натягивая на себя одеяло.

На следующий день, встретив индуса на палубе, я подошел к нему и сказал:

— Знаете, наш юный друг, ваши познания и научная подготовка поразили меня. Я до сих пор не могу понять, как в такие молодые годы вы могли быть столь сведущи… и тем более в таких серьезных вопросах, отдавая которым многие годы неустанного труда, люди приобретают знания гораздо меньше ваших… Кроме того, ваша манера спорить и доказывать странно напоминает мне одного моего друга, о судьбе которого я не имею никаких сведений… Возможно, вы были его учеником… Я говорю о профессоре Перкинсе. Вы не знали его?..

Едва только я произнес фамилию профессора, как молодой индус сначала побледнел или, вернее, посерел, как умеют сереть только индусы, потом внезапно кровь бросилась ему в лицо и он, прошептав что-то дрожащим голосом, поспешно отошел от меня и спустился вниз.

Я был крайне удивлен его поступком, но за обедом индус, подойдя ко мне, с изысканной вежливостью просил извинения за столь внезапный его уход, ссылаясь на головокружение и незначительное недомогание. Профессора Перкинса, по его словам, он не знал и никогда даже не слышал такого имени.

X

Тайна профессора Перкинса

Несколько дней индус старательно избегал нас и мы уже потеряли всякую надежду сойтись ближе с ним, когда он сам, без всякого повода с нашей стороны, зашел ко мне в каюту, видимо, сильно взволнованный чем-то.

— Я вам не помешаю? Может быть, вы заняты?.. — вежливо справился индус, хотя было видно, что он думает совсем о другом.

— Нисколько! Мы очень рады!.. Садитесь!.. — ответил сэр Невилль за себя и за меня и индус, тяжело опустившись в кресло, медленно заговорил, волнуясь и подыскивая слова:

— Нет… Так больше продолжаться не может… Я должен рассказать вам все, хотя боюсь, что вы не поверите… То, что я переживаю… Эта двойственность… Да, поверить трудно, но все-таки я расскажу. Вы спрашивали меня, знал ли я профессора Перкинса? Еще бы!.. Я сам… Но лучше я начну с того момента, когда профессор Перкинс исчез из госпиталя в сопровождении индуса…

Мы с сэром Невиллем слушали, сильно заинтересованные.

— Покинув Бенарес, профессор Перкинс и индус направились в горы и через четыре дня прибыли в одно место, известное только индусу, место, где собирались «посвященные» высших рангов. Перкинс уже умирал и, если бы не лекарство, которое ему давал индус, он бы ни в каком случае не выдержал бы дороги. По приезде на место, дав небольшой отдых профессору, индус вошел к нему в комнату, сел на стул, стоявший около кровати и, внимательно осмотрев Перкинса, проговорил:

— Профессор Перкинс, вам осталось жить не более двух дней. Скоротечная чахотка ведет по пути смерти… Но вы мне спасли жизнь на пароходе и я не хочу оставаться в долгу… Вы знаете, мы, посвященные, обладаем такими знаниями, о которых вы, европейцы, не имеете понятия… Я спрашивал совет посвященных и получил согласие… Я могу дать вам новую жизнь…

Перкинс, вполне понимавший свое положение, радостно вздрогнул.

— Но, — продолжал индус, — сохранить ваше внешнее, физическое «я» я не берусь. Это выше даже моих знаний… Согласны ли вы сохранить жизнь, то есть главное в жизни — мысль и знания, переменив внешнюю, ничего не значащую оболочку?..

Профессор не пытался даже вникнуть в смысл слов индуса. Возможно, что причиной этого было отчасти изнуренное состояние после дороги… близость неизбежной смерти… Одна только фраза ярко врезалась в его ослабевший мозг — это то, что он будет жить, снова увидит своих близких, снова будет работать у себя в кабинете, окончит начатый труд, приобретет новые знания… И профессор, не задумываясь, дал согласие.

— Откладывать нельзя, — сказал индус, — вы можете умереть каждую минуту… Сегодня же вечером произведем опыт.

Что пережил профессор после ухода индуса, мне кажется, понятно всякому. То же, что испытал бы человек, приговоренный к смертной казни, ожидающий каждую минуту выполнения приговора и получивший вдруг полное помилование… Едва начало смеркаться, в комнату вошел старый факир в сопровождении молодого, хорошо сложенного индуса, почти мальчика и, получив утвердительный ответ на вопрос — «Вы готовы?» — тотчас же приступил к опыту.

Последнее, что помнит профессор — это руку индуса, положенную ему на голову… Затем все смешалось, спуталось… Темная стена надвинулась на сознание Перкинса. Сначала он почти ничего не сознавал, но потом мало-помалу ощущения страшной боли, мучительного напряжения стали заполнять его… Страдания не физические — тело было бесчувственно, — а страдания воли… как будто кто-то пытался вырвать его сознание, а он употреблял все усилия, чтобы удержать… Сколько времени продолжалось такое состояние, Перкинс определить не мог, но в конце концов чужая воля победила и профессор, почувствовав, как что-то как будто оборвалось внутри, отделилось от его «я», окончательно потерял сознание.

Очнулся Перкинс у себя на кровати. Солнце ярко освещало комнату, весело играя на цветном ковре. Воздух наполнял аромат тропических цветов, густой волной несшийся из открытого окна. Профессор по привычке поднял руку к бороде, желая расправить ее, и… испуганно отдернул руку.

Подбородок был чист, без каких-либо признаков растительности… Осторожным движением, чтобы не вызвать кашля, он приподнялся и сел на кровати. Но тут внезапно почувствовал непривычную бодрость и силу… Дышалось легко и свободно… Позыва кашля не было… Профессор еще раз потрогал себя за подбородок, машинально взглянул на руку и громко вскрикнул от изумления… Это была не его рука, а полудетская, бронзового цвета… рука индусского мальчика… Не думая больше ни о чем, Перкинс соскочил с постели и бросился к зеркалу, висящему в противоположном углу комнаты. Зеркало отразило стройного индусского мальчика, того самого, который вошел в комнату вместе со старым индусом перед началом опыта. Не веря своим глазам, профессор Перкинс зажмурился, сдавил голову руками, как бы желая отогнать видение, и взглянул вторично. Изображение индусского мальчика не пропадало. Пораженный профессор машинально отошел от зеркала и тяжело опустился в кресло. По старой привычке он стал размышлять, анализируя свои ощущения. Тут ему внезапно припомнились слова старого индуса: