Таинство

Баркер Клайв

Теперь это воспоминание казалось грязным, и он тут же, на этом самом месте, поклялся себе, что больше никогда не станет рассказывать эту историю. После того как Фаради и Парсонс заполнили свои протоколы и забыли о них, можно считать, что ничего этого не было.

Он опустился на корточки, чтобы в последний раз поискать останки убитых птиц, но, еще не успев присесть, понял, что нашел приключение на свою голову. Он почувствовал легкую дрожь в воздухе — вдох — и поднял голову. Уилл увидел, что роща не изменилась ни в чем, кроме одного. Неподалеку он заметил лиса,

который внимательно его разглядывал. Он стоял на четырех лапах, как обычная лиса, но что-то в его взгляде вызвало у Уилла подозрение. Он уже видел этот вызывающий взгляд из сомнительной безопасности собственной кровати.

— Уходи! — закричал Уилл.

Но лис смотрел на него, не мигая и не двигаясь с места.

— Ты меня слышишь? — крикнул Уилл как можно громче. — Пошел вон!

То, что мгновенно действовало на овец, не оказывало на лиса никакого эффекта. По крайней мере, на этого лиса.

— Слушай, — сказал Уилл, — одно дело, когда ты приходишь ко мне во сне. Но тут тебе не место. Это реальный мир.

Лис потряс головой, сохраняя иллюзию, будто все происходит в реальности. Любой человек, кроме Уилла, сказал бы, что лис просто прогоняет с уха блоху. Но Уилл-то понимал: лис с ним не согласен.

— Хочешь сказать, что и это мне только снится? — спросил он.

Зверь даже не опустил голову, просто разглядывал Уилла вполне дружески, пока тот сам искал ответ на свой вопрос. И теперь, размышляя над странным поворотом событий, он вдруг вспомнил кое-что, сказанное Господином Лисом в его бредовых рассуждениях. Как он говорил? Что-то о русских матрешках? Нет, другое. Байку о разговоре с собакой? Нет, и это не то. Его гость говорил что-то еще. Какое-то послание, которое он должен передать. Но какое? Какое?

Лис уже собирался на него плюнуть. Он перестал смотреть на Уилла и принюхивался: не появился ли в воздухе запашок его следующего обеда?

— Постой-ка, — сказал Уилл.

Минуту назад он хотел прогнать лиса. А теперь боялся, что тот убежит по своим делам, прежде чем он разрешит загадку его присутствия здесь.

— Подожди пока уходить. Я вспомню. Дай мне шанс…

Слишком поздно. Лис потерял к нему интерес. Он засеменил прочь, хвост мотался из стороны в сторону.

— Постой, — сказал Уилл и поднялся, чтобы пойти следом. — Я стараюсь вспомнить изо всех сил.

Деревья стояли тесно одно к другому, и он, преследуя лиса, задевал за стволы, ветки хлестали его по лицу. Но ему было все равно. Чем быстрее он бежал, тем чаще билось сердце, а чем чаще оно билось, тем больше прояснялась память…

— Вспомнил! — закричал он. — Эй, подожди-ка меня!

Послание вертелось на кончике языка, но лис двигался быстрее, с удивительной ловкостью петляя между деревьями. И в мгновение ока пришло двойное откровение. Первое: он преследует вовсе не Господина Лиса, а обыкновенную лису, которая бежит от него, спасая свою покусанную блохами шкуру. И второе: послание было призывом пробудиться, пробудиться от снов о лисах, Господи милостивый, нет, пробудиться в мир…

Теперь он бежал с такой скоростью, что деревья

сливались. А впереди, где они стояли реже, был уже не холм, а усиливающийся свет, не прошлое, а что-то более мучительное. Он не хотел туда, но уже не мог замедлить бег, а тем более остановить его. Деревья уже не были деревьями, они стали стеной туннеля, по которому он несся — прочь от воспоминаний, прочь из детства.

Из дальнего конца туннеля доносились чьи-то голоса. Он толком не мог разобрать, о чем они говорили, но это слова одобрения, подумал Уилл, словно он — бегун-марафонец, которому говорят, что до финиша рукой подать.

Прежде чем Уилл добежал — прежде чем вернулся в место пробуждения, — он должен был в последний раз обернуться на прошлое. Оторвавшись от яркого света впереди, он повернул голову и через плечо несколько драгоценных секунд вглядывался в мир, который покидает. Он увидел рощу, сверкающую в свете весеннего дня, где каждая почка обещала зазеленеть. И лиса он увидел! Господи, да вот же он, трусит по своим утренним делам. Уилл напряг зрение, вгляделся, зная, что у него осталось лишь несколько мгновений, и глаза подчинились ему: Уилл смотрел туда, откуда пришел, — вдоль склона на деревню. Еще секунда напряженного ожидания — взгляд фиксирует все до мельчайших подробностей. Сверкающая река. Суд, разруха. Крыши домов в деревне, выстроившиеся черепичными террасами. Мост, почта, телефонная будка, из которой он звонил Фрэнни в ту далекую ночь, чтобы сказать, что убегает из дома.

И вот он убегает. В собственную жизнь, где больше никогда не увидит все это, такое прекрасное, такое совершенное…

Они снова звали его из настоящего.

— Вернись, Уилл, — говорил кто-то вполголоса.

«Постойте», — хотел он ответить.

Не зовите меня пока. Дайте мне еще на секунду погрузиться в этот сон. Звон колоколов — кончилась воскресная служба. Я хочу увидеть людей. Их лица, когда они выйдут на солнце. Я хочу увидеть…

Голос зазвучал снова, на этот раз настойчивее:

— Уилл, открой глаза.

Времени у него не оставалось. Он добрался до финишной черты. Яркий свет поглотил прошлое. Река, мост, церковь, дома, холм, деревья и лис исчезли, все исчезло — и глаза, которые это видели, ослабевшие за годы, но такие же голодные до зрелищ, открылись, чтобы увидеть то, что стало.

Часть четвертая

ОН ВСТРЕЧАЕТ НЕЗНАКОМЦА В СВОЕЙ ШКУРЕ

I

1

— Для того чтобы встать и снова научиться ходить, вам понадобится какое-то время, — сказал Уиллу доктор Коппельман через несколько дней после того, как он вышел из комы. — Но вы еще относительно молоды, относительно живучи. И были в неплохой форме. Так что для вас процесс пойдет быстрее.

— И что же это будет за процесс? — спросил Уилл.

Он сидел в кровати и пил чай.

— Процесс? Боюсь, он будет не очень приятным. А отчасти жестоким.

— Отчасти — а в остальное время?