Таисия, или Кукла московская
Шрифт:
– А зачем ты пришла?
– Угостить вас мороженым.
– Мороженым?! – с неподдельным удивлением переспросила ее Боброва.
– Да, – ответила она, пожимая плечами.
Шура слегка поморщилась, разглядывая ее всю, немного помолчала, затем подалась вперед и страдальческим голосом заговорила:
– А выпить есть? А то все кишки огнем горят.
– Я не пью, – попыталась объяснить ей Тая.
Та слепила мученическое лицо, было видно, что ей совсем плохо, а сама стала умолять:
– А
– Нет, я не могу, – отказалась Новгородцева и растерянно попятилась назад.
– Я ж помру! – жалобно простонала женщина, рукой комкая на груди свой халат. – Купи, а? Помру ведь!
– Я… не знаю… – не решалась девушка и тихонько отходила задом к выходу.
– Христом Богом прошу, помру ведь! Не похмелялась сегодня еще.
– Я… подумаю… можно?
– Подумай, – согласилась Боброва, – только быстрее! А мы с Настенькой пока мороженое поедим. Раз принесли, надо же есть, – сделала вывод она и дрожащими руками взяла пакет с лакомством.
Таисия отошла к выходу, у двери резко повернулась и заспешила на улицу, по пути соображая: как поступить? А сама медленно двигалась по тропинке вдоль забора, на ходу размышляя: «А что если и вправду помрет? Что тогда будет с детьми»?
Дойдя до поворота, она увидела на углу палатку и очень обрадовалась, что не придется идти в центр. Она подошла, присмотрелась к ассортименту и решила купить бутылку вина. Потом подумала и прикупила еще закуски, выбрала коробку конфет, колбасы, хлеб и фрукты.
Продавец упаковала всё в большой целлофановый пакет и подала ей.
Тася рассчиталась с ней, поблагодарила и пошла обратно.
Шура ждала ее с нетерпением. Она успела переодеться в чистый халат, причесала волосы и уже сидела за столом на кухне, а сама то и дело поглядывала в окно. Хозяйка подсуетилась и убрала со стола грязную посуду, чисто протерла старую порезанную клеенку, поставила два стакана и банку соленых огурцов, в надежде, что ей удастся сейчас похмелиться.
Тая неуверенно вошла в дом, подошла к ней, с ходу поставила пакет на стол и тихо сказала:
– Вот… принесла.
Боброва резко встала и начала проворно рыться в пакете, намереваясь найти желаемое. Она спешно извлекла продукты, разложив их на столе, мгновенно нащупала бутылку, и на ее лице застыла счастливая улыбка. Дрожащими руками женщина достала вино, умело откупорила его и, кивая на стакан, спросила:
– Будешь?
– Наливай, – согласилась девушка и присела за стол.
Та разлила вино по стаканам, смерила, чтобы было поровну, отставила бутылку в сторону и сказала тост:
– Давай за нас, за баб.
– Давай, – согласилась она.
А сама выпила немного и взялась резать колбасу.
Боброва допила все до дна, довольно вытерла ладошкой губы и присела на стул. Она со вниманием рассматривала ее всю, а потом спросила:
– Что-то я тебя не припомню… Не наша, кажись?
– Никифоровой теть Маши племянница, – пояснила ей Тая.
– Таська?! – уточнила Шура, радуясь такой встрече.
– Да, – улыбнулась она, подавая ей бутерброд. – Ты закусывай.
Бутерброд Александра взяла и даже стала медленно его есть, но потом что-то вспомнила и задумчиво сказала:
– Погоди, она ж померла! Вот… недавно.
– Да, – кивнула головой Новгородцева.
– Давай ее помянем, – предложила сразу женщина и снова налила вино в стаканы. – Дай ей Бог Царствие Небесное! Хорошая была тетка! Бывало, приду и скажу: «Теть Мань, налей чуть-чуть». И она нальет. Много не наливала, капнет чуть-чуть, а что мне надо бедной бабе?
А сама мгновенно опрокинула стакан в рот, прижала ладошку к губам и молчала.
Немного выпила и Тая, потом отставила вино в сторону и сказала:
– У тебя детки такие славные.
– Правда хорошие? – переспросила её радостно Боброва.
– Такие симпатичные, умненькие.
– А знаешь, как душа болит? – ударила та себя в грудь кулаком, а на глазах выступили слезы.
– Знаю. Но это же не выход, а еще одна проблема.
– Согласна! – кивнула Шура. – А как Сашка погиб, нет мочи жить. Нету! – качала она головой. – Нету моченьки моей! Я как опомнилась! Как представила, как я пятерых детей растить буду! В глазоньках моих все так и померкло…
– Твой муж был бы рад видеть вас счастливыми. А так, получается, ты его совсем огорчаешь.
– Огорчаю, дрянь такая, – заплакала женщина, понимая, в какой яме она оказалась.
Но снова взяла бутылку и проворно налила себе спиртное. Хотела уже подлить и ей, но, видя в ее стакане недопитое вино, удивленно спросила:
– А что ты не пьешь?
– Я не пью много. Так, чисто символически.
– Вот чужая ты, а не брезгуешь мной! – похвалила ее Александра. – Другие так плюют вслед, а ты села и пьешь вот. Вон ухоженная какая! Красивая! А не брезгуешь, почему?
Тая пожала плечами и тихо призналась:
– У меня тоже душа болит.
– А у тебя от чего?
– Мама умерла. Потом теть Маруся. А сначала папа… Я совсем одна осталась, – пожаловалась она на свою горькую долю.
– Печально, – поддержала ее Шура. – А мне уже никто не поможет, пропила я себя, потеряла!
– Ты хорошая, просто запуталась.
– Была хорошая, да вся вышла, – покачивая головой, задумчиво смотрела на нее Боброва. – Теперь я Шурка-пьяница. Меня гонят из домов, орут, плюют вслед, а детей называют голодранцами. Родственники и те ненавидят… Одна свекровка не бросает, за детьми смотрит, кормит их… Меня подкармливает, чтоб не сдохла.