Так бывает
Шрифт:
Сколько так Дима просидел, он сказать не мог, но Кирилл спустился обратно немного грустный и расстроенный.
– Не помирились?
– А?!
– сын вскинул на него удивленный взгляд, будто забыл, что Дима вообще здесь есть, - Да. Да, помирились. Все хорошо.
– Она не плакала?
– Нет, вроде нет. А должна?
– У нее это бывает в последнее время, но ничего.
– Я, наверное, к Кристине съезжу, поговорю.
– Армия в силе?
– Что?
– и снова этот рассеянный взгляд, - Я... не знаю, подумаю, время еще есть.
– На дороге аккуратней смотри, ладно!
– Да, пап, конечно!
Сын быстро вылетел в прихожую, и через минуту уже хлопнула входная дверь, а через две послышался заведенный двигатель и шум открываемых ворот.
Дима встал, потянулся, скривился от того, что кости в плечах хрустнули, возраст начинал брать свое, но у него есть стимул, чтобы держать себя в форме.
Он очень надеялся, что у них будет девочка. Он об этом мечтал, грезил, практически.
Такая же упрямая как мама, с зеленющими очами и немного вздернутым носиком. А волосы темные и густые. Он уже сто раз, мысленно, себе представил это маленькое чудо в розовых пинетках, шапочке.
Или вот, ну не дурак ли, посмотрел в интернете, как косички заплетать. Господи, оказывается этих самых косичек такое великое множество, что он растерялся немного. Ужас. И решил, что лучше два хвостика и банты, большие такие, белые обязательно. Но это в школу, на первое сентября.
И долго вспоминал, куда подевал подаренную жене биту. Пригодится, на будущее.
Тихо поднялся в спальню.
За дверью, в ванной, слышалось, как льется вода.
Все-таки, наверное, плачет.
Зашел.
Так и есть.
Стоит под струями, вся замерла, сжалась, только, что не всхлипывает.
Быстро разделся.
Бесшумно раскрыл створки душевой кабины.
И крепко прижал вздрогнувшее тело жены к себе.
– Ну, что ты? Что?
Повернул ее лицо к себе, всматривался во влажные глаза, полные паники, стирал пальцами мокрые капли воды и слез.
– Дурочка, ну вот, что мне душу рвешь своими слезами?
– рука потянулась к кранам, вода была, как для него слишком прохладная, сделал горячее.
– Скажи, что ты знаешь! Скажи, что знаешь!
– потребовала и сразу всхлипнула так жалобно, уперлась лбом в его плечо, - Скажи, что знаешь!
– Знаю, милая, знаю! Перестань! Тебе нельзя!
– Мне так страшно, Дима, мне так страшно. Вдруг что-то пойдет не так?!
– Все пройдет так, не думай по-другому. Завтра мы вместе съездим к врачу, и он все подтвердит, и убедит тебя, что с малышом все в полном порядке. Не бойся, я рядом.
– Я знаю, знаю, только мне все равно страшно.
– Теперь нас больше, ты не одна, бояться будем вместе, но лучше радоваться. Ты ведь рада?
Он замер после своего вопроса. То, что он рад безмерно, он это знал. А вот она? Ему самому было очень страшно, в этот миг и момент, в ожидании ее ответа.
– Да, да, только я боюсь.
Облегченно выдохнул, поцеловал мокрую макушку.
– Я тебя люблю, и у нас всех все будет хорошо. И с малышом тоже.
– С малышами, - тихо поправила.
– С малышами, - повторил он, и только потом дошло, что такое она сказала, - Как с малышами? Во множественном числе?
– Да, - кивнула и, сильней прижалась к нему, - Я старо родящая, и у нас там двойня,- я уже была у врача,- и мне страшно, ужасно страшно. Но ты сказал, все будет хорошо, правда?
– Таня подняла голову и посмотрела ему в глаза, ища ответ на свой вопрос.
– Правда, Танюша, правда! Все будет хорошо!
– Я тебя люблю, - она поцеловала его первой, дотянулась до губ, смешивая их дыхание.
– Я знаю, малыш, и я тебя люблю!
А, спустя семь очень сложных и порой, доводящих до ужаса месяцев,- беременность все же была сложной не только для Таниного здоровья, но и для его нервов,- на свет появились, с разницей в полчаса Александра Дмитриевна и Олег Дмитриевич Мелеховы, очень красивые, но очень крикливые двойняшки.