Так говорил… Лем (Беседы со Станиславом Лемом)
Шрифт:
– Недавно мне случайно достался толстый каталог оружия для стрельбы красками. Подобных вещей теперь до черта и еще немного. Различные «мирные» группы развлекаются именно тем, что стреляют друг в друга, используя заряды с цветными, трудно смываемыми веществами. Такая охота все более популярна. Растет агрессия, но нет способов ее заглушить.
– Но лучше, чтобы стреляли друг в друга краской, чем пулями на high-way, как два года назад в США.
– Я думаю, что это плохой путь, потому что такого рода игры и забавы будут пользоваться все большей популярностью, пока не дойдет до ситуации, в которой мы потеряем всякое сопротивление. И тогда может легко дойти до крайности,
Много лет назад я бросил шутливую идею создания так называемых памятников позора, окруженных плевательницами для недовольных. Ненавистных государственных мужей из пластмассы (чтобы в течение ночи их можно было починить) также можно было бы колотить палками. Я предложил также «вешальни», в которых (в рамках виртуальной действительности) можно было бы своих врагов переезжать автомобилем, волочить их трупы и даже разрушать их дома и т.д. Люди прямо влюблены в убийства. Единственным развлечением талибов были публичные экзекуции: отрезание рук, ног, голов.
– Потому что телевидения у них не было.
– Ну да, его заменяли кровавые игры.
– Зато в вас кровавые мысли пробуждают телевизионные журналисты. Чем они вас восстановили против себя?
– Со времен ПНР на краковской станции Польского радио работал Крушельницкий, с которым я иногда записывал циклы популярных лекций. Позже их транслировали и в Варшаве. Это была толковая работа, ибо я имел возможность шире высказываться. А теперь, когда появляются у меня люди с телевидения, сразу заявляют: «Говорите в камеру 8-10 минут, а мы позже это смонтируем». Что же я могу сказать разумного за такое время, если половину и так мне вырежут? «Расскажите, например, о достопримечательностях Кракова! Или о своем первом свидании». Таков интеллектуальный уровень отечественной культурной продукции. Ужас! На радио, однако, немного лучше.
– Но на зарубежных каналах вы, однако, гостите.
– Да, я давал большое интервью ARD, несколько раз - для ARTE, давал также интервью россиянам из Куйбышева, но с нашим отечественным телевидением на таких условиях вообще не хочу иметь дело. А что с этой вашей идеей записать цикл моих часовых лекций для культурного канала?
– Не с кем вести переговоры. Утверждают, что «говорящая голова» будет скучна, могут подумать, что нет бюджета, и разные подобные глупости.
– Когда-то, когда на телевидении еще не боялись так страшно интеллектуалов и не отгоняли их от камер, со мной записывали различные беседы, но это уже давно закончилось. С того времени, как только могу, отмахиваюсь от них как от комаров. Слушайте, а вы по-прежнему работаете на телевидении?
– Нет, в университете, как и раньше. Я никогда не был в штате TV. Моя программа [180] производится внештатно, что можно сравнить с положением сапожника, который поставляет готовые ботинки в супермаркет и сам их там продает. Но несколько месяцев программа «висит»…
180
«Телевизионные литературные новости», TV 2, вновь в эфире после полугодового перерыва.
– Примеч. С. Береся.
– Почему?
– Потому что на TV говорят, что так называемой высокой культуре не хватает денег, это означает, что такие программы вообще не требуются.
– Да ( насмешливо)? Ясно, кому нужна литература! В Германии довольно долго передавали «Литературный
– «А стихи Словацкого?» - раздается второй вопрос. «Я не знаю словацкой поэзии», - отвечает невежда ( смеются).
– То же самое на факультете полонистики. Вообще интеллектуальный уровень польского общества низок.
– Это только подтверждает, что электронные СМИ действительно могли бы выполнить у нас прекрасную образовательную роль ( выразительно), но им это до одного места! Людям не хватает даже элементарных основ. В каждом номере «Wprost»печатают, например, наставления Бальцеровича, часто толковые, но кто их читает ( с ударением)? Никто! Я сам перестал. Это попытка пробить горохом очень толстую стену. В этой почти сорокамиллионной стране очень мало интеллектуально активных публицистов и политологов.
Как читатель я питаюсь главным образом тем, что пишет физико-математическая элита Америки. Зато от литературы я отошел очень далеко, и потому, что ею не занимаюсь, и потому, что читаю в основном научные работы. Но неизменно получаю огромное количество различных томиков молодых поэтов, которые пишут страшные вещи!
– Потому что у нас больше дебютов, чем в Соединенных Штатах. А что, там нет ничего интересного?
– ( Со смехом.) Перестаньте! Обычно отбор проводит литературная критика, но у нас ее влияние на читательские массы очень слабое. В Польше времен ПНР была свободная федерация воеводских комитетов, а теперь имеются лишь низкотиражные литературные журналы, так в Люблине мы имеем «Kresy», в Кракове «Dekada Literacka», во Вроцлаве «Odra», в Катовицах «Fa-art», в Познани «Arkusz», еще в другом месте «Kwartalnik Artystyczny», «Borussia»( останавливается)… В результате в познаньском воеводстве не знают, что пишут на люблинщине, а в малопольском - что в поморском. Нет центрального органа.
– А должен быть?
– Должен, потому что невозможно читать все. Надо осознавать, что на земном шаре сейчас 1017 битов информации. Уже существует 270 тысяч научных журналов, а этого никто переварить не сможет. Поэтому желательно определенное укрупнение. Перед войной, с одной стороны, у нас были «Skamander»и «Wiadomosci Literackie», а с другой стороны - «Prosto z Mostu». Это может не нравиться, но таким образом осуществляется интеграция main streamв культуре. А сейчас у нас полная неразбериха.
Но нельзя сказать, будто ничего не делается. Вы сами говорили, что люди очень много пишут, даже на самой отдаленной периферии издаются интересные журналы.
– Да, только сколько человек их читает?
– Теперь, в масштабе исторического процесса, уже даже не столь важно, выглянет ли что-нибудь из-под этой отодвигающейся волны, а под пластом земли, отброшенным плугом, вертятся ли какие-то литературные червячки или они еще глубоко спрятаны.