Так умирают короли
Шрифт:
— Я бы рога отшибал таким козлам, — гнул свое Кожемякин. — Еще прыгать потом начал. — И обернулся к Самсонову: — Он вас достал, Сергей Николаевич?
— Нет, мы обо всем договорились.
— Цацкаетесь вы с ними, — не одобрил Кожемякин. — С этими петухами надо по-простому.
— Не надо, Леша, — мягко сказал Самсонов. — Люди есть люди.
Что за печаль на него сегодня снизошла?
— Тем более что сюжет мы сняли преотличнейший. Я даже не ожидал, если честно, что мы из этой ситуации вытянем что-нибудь
— Неплохо, — подтвердил Загорский, царственным жестом поправляя манжету рубашки. — Мне кажется, типаж схвачен очень точно.
Снова налили водки.
— За всех вас! — провозгласил Самсонов. — Вы — молодцы!
— Уже было, — напомнил Кожемякин. — Повторяетесь, Сергей Николаевич.
— За вас и повторно выпить незазорно.
Никто не возразил. Выпили.
— Как там наше «Задержание преступника»? — вдруг вспомнил Самсонов. — А, Илья?
Он впервые за сегодняшний вечер обратился к Демину. Тот ответил, старательно глядя в сторону:
— Нашли машину.
— Остальное все готово?
— Да.
— Значит, можно снимать?
— Да.
В односложных ответах Демина я улавливал тщательно сдерживаемое напряжение.
— На днях этим займемся, — объявил Самсонов.
— Может статься, что времени у нас на все про все не так уж много будет.
Это была странная фраза. И все уловили, что за ней что-то стоит, даже Кожемякин, которого я никогда не держал за слишком сообразительного.
— А что такое, Сергей Николаевич? — озвучил общий вопрос Загорский.
Самсонов некоторое время молчал, словно обдумывал, говорить или нет.
— Меня вчера вызывал Алекперов, — сказал он после паузы. — Разговор был о нашей передаче.
Помолчал.
— И обо мне.
Все молчали, понимая, что вот-вот будет сказано самое главное.
— Он выразил неудовольствие общей направленностью наших передач и сказал, что его телеканал не может потерять передачу с таким высоким рейтингом из-за деструктивной позиции некоторых людей.
— «Некоторые люди» — это мы? — все-таки проявил свое тугодумие Кожемякин.
— «Некоторые люди» — это я, — специально для него расшифровал Самсонов.
Потому что мы все и без того его прекрасно поняли.
— Что не нравится господину Алекперову? — осведомился Загорский.
— Ему хочется посмешнее, — коротко пояснил Самсонов.
И опять все, кроме, может быть, Кожемякина, поняли его правильно. Алекперову хотелось добавить «развлекаловки», чтобы передача не могла никого обидеть. Хи-хи да ха-ха, я ведь сам слышал, как он что-то подобное предлагал Самсонову.
— У нас высокорейтинговая передача, — пожал плечами Загорский. — Мы создали славу этому каналу.,
— По словам Алекперова, «Вот так история!» потеряла за последний месяц в рейтинге два процента.
Наверное, это действительно было очень много. Потому что все воззрились на сообщившего эту новость Самсонова.
— Может быть, ошибка? — высказала предположение Светлана.
–
— Вообще-то я тоже слышал что-то подобное, — подал голое до сих пор молчавший Демин.
Самсонов едва заметно вздохнул.
— Возможно, и не ошибка, — признал он. — И по мнению аналитиков, готовивших Алекперову сводку, возможно дальнейшее снижение рейтинга.
— Но почему? — воскликнула Светлана.
Она жила этой передачей, и любые неприятности представлялись ей едва ли не катастрофой.
— Может быть, передача пережила самое себя? — высказал предположение Самсонов и окинул присутствующих взглядом.
Эта фраза могла бы показаться кощунственной, если бы не была произнесена самим Самсоновым. Все замерли, не зная, как реагировать.
— Да, — сказал Самсонов. — Такое возможно.
Вот откуда его сегодняшняя печаль и готовность простить всех и вся.
— Люди не любят видеть себя такими, какие они есть. И не любят видеть свои истинные, а не придуманные и не приукрашенные поступки. Вы никогда не задумывались над тем, почему художественные фильмы о придуманной жизнью люди любят смотреть, а документальное кино находится в загоне? Потому что люди хотят сказку. Они боятся жизни. Боятся жить. И когда мы их показываем такими, какие они есть, они отворачиваются. Нет, не сразу, конечно. Сначала они смеются и тычут в экран пальцами. А потом вдруг узнают в героях передач себя, и им становится тошно. Они начинают протестовать самым доступным им способом — переключаются на другой канал. И наш рейтинг падает.
Он замолчал, и никто не посмел нарушить повисшую над столом тишину. Тишина была такой тяжелой, что я физически ощущал ее. Первым не выдержал Кожемякин.
— И что теперь? — спросил он.
— Я буду делать передачу такой, какой я ее вижу. Наверное, этими же самыми словами Самсонов обрисовал свою позицию в кабинете у Алекперова.
— До тех пор, пока ее будут у меня покупать. А потом просто закрою этот проект и придумаю что-нибудь новое. Я никогда не буду снимать передачи, сдобренные сиропом.
— А что реально может сделать Алекперов? — мрачно поинтересовался Демин. — Заменить вас в вашей же передаче ему не по силам. Он может разве что отказаться покупать наши программы, но вряд ли пойдет на это — мы уйдем со своей передачей на другой канал, и Алекперов потеряет рекламодателей.
Демин был администратором, потому и мыслил рационально. Он в два счета все расставил по полочкам, и вдруг выяснилось, что ничего особенно страшного нам и не грозит.
— Правильно! — обрадованно подтвердил Коже мякин. — Алекперов нам не указ!