Так уж случилось, что…
Шрифт:
Махарадж жил исключительно скромно, но и для него эти деньги были совсем незначительной суммой. Однако учитель принял их с большим достоинством, как будто это была сумма в сто раз больше. Он, как обычно, положил деньги в карман и сказал: «Большое спасибо. А когда именно вы собираетесь уезжать?» «Я приду сюда на беседу, а потом покину Бомбей», — ответил брамин. После его ухода Махарадж послал помощника к портному и велел купить подходящую для брамина одежду, какую носят в Южной Индии. На следующее утро Махарадж торжественно преподнес ему сверток с одеждой, добавил к нему сто рупий и сказал: «Пожалуйста, прими это от меня».
Реальность, в которой живут мудрые, Рамеш определяет еще и таким высказыванием: «Мудрец живет в
Рамана Махарши говорит, что эго, все еще остающееся в пробужденном человеке, похоже на след от сгоревшей веревки: ее уже нет, но форма сохраняется, хотя этой веревкой уже невозможно никого привязать.
Большая часть вопросов на семинарах Рамеша — о том, каково это — быть просветленным, Рамеш принимает этот термин, но предпочитает пользоваться другим: «Абсолютное Понимание». «Некому быть просветленным», — говорит он. Рассказывая освоей жизни, он говорит: «Я получил отмеренную мне долю горя и боли».
С самого раннего детства мой старший сын Аджит страдал от астмы. Все началось с экземы, заболевания кожи. Нас предупредили, что лечение может привести к астме, но болезнь была такой жестокой, что мы с женой решили использовать этот шанс, а начали лечение. Как нас и предупреждали, у него началась астма. Мы живем в прекрасном доме, который пятьдесят лет тому назад был еще чудесней. Тогда здесь была открытая веранда, откуда были видны звезды. На ней мы из ночи в ночь по очереди брали сына на колени и укачивали его, так как он не мог спать. Он сидел у меня на коленях и наблюдал за созвездиями. Это был очень сообразительный мальчик. Обычно он следил за движением звезд и часа в четыре или в половине пятого утра мог сказать: «Скоро вот эти звездочки передвинутся на два дюйма, потом станет светло, и мы сможем пойти спать». Так мы проводили ночь за ночью.
Аджит умер в 1990 году, когда мы с женой были в Сиэтле, где я проводил беседы. Из-за астмы он не мог работать по своей профессии. Последние годы он проводил дома. Обычно он сидел в своей комнате и оттуда слушал, о чем я беседую с людьми. Он обладал острым умом и очень хорошим пониманием. Я вспоминаю, как однажды ко мне пришел посетитель, далеко продвинувшийся на пути духовного поиска, и мы начали разговор. Аджит внимательно слушал, потом прошел на кухню и сказал моей жене: «Это очень хороший человек». В конце концов лишенный из-за астмы возможности спать ночью, он понял, что только алкоголь может дать ему два или три часа необходимого сна. Так он пристрастился к спиртному. Все мы предупреждали Аджита: «Смотри, это убьет тебя». Но он отвечал: «Я лучше знаю. Я должен пить, потому что мне надо спать». Он продолжал пить, началась болезнь печени, и он умер. Раздался телефонный звонок, и мы узнали, что Аджит при смерти. Жена поехала домой, а я продолжил беседы. По дороге домой жена позвонила мне из Нью-Йорка. К тому времени я уже знал, что наш сын умер, но не сказал ей об этом. Зачем ей было горевать прежде времени?
Я получил свою долю бед. Муж моей дочери пил, что приносило ей много горя. К тому же его чрезмерная щедрость переходила все границы, так что жизнь моей дочери была полна проблем. Вот почему я могу сказать, что испил свою чашу горя и боли.
Два или три года назад у меня началась боль в позвоночнике, причину которой врачи никак не могли установить. Боль была не очень сильной, она не мешала сидеть и разговаривать, так что мои беседы продолжались. Я мог сидеть, стоять, ходить, потому что тогда боль была переносимой. Но я совершенно не мог лежать. Врач сказал, что это первый случай в его практике, когда больной не в состоянии лечь: обычно облегчение приходит как раз тогда, когда больной лежит. Таким образом, я провел несколько дней, сидя в кресле.
Так
Рамеш говорит, что Самореализация — это приятие всего. Это понимание того, что все происходящее не является результатом чьих-то действий. «Если кто-то попытается причинить мне боль, я испытаю ее в той степени, в какой ей будет подвержено мое «я». Но никогда не бывают чувства, что кто-то причинил мне боль.
А, следовательно, не бывает и чувства ненависти к кому бы то ни было. Это и есть тот мир, о котором я говорю».
Однажды человек, который посещал Махараджа шесть месяцев, или шесть лет, или что-то вроде того, задал вопрос, который очень разозлил учителя. «Вы ходите сюда столько лет (или столько месяцев) и задаете такой глупый вопрос!» Но уже в следующую секунду этот человек сообразил, в чем дело, и сам дал очень забавный ответ. Махарадж рассмеялся вместе со всеми. Раздражение уступило место смеху. Злость не продержалась долго, Махараджу не пришло в голову, что раз это тот самый человек, который разозлил его, то не надо смеяться шутке. И хохот Махараджа звучал громче всех!
Рамеш говорит, что, раз нет страха перед жизнью, нет страха и перед смертью.
Когда я был на Гавайях, нам пришлось лететь на вертолете, пилот которого, судя по всему, любил риск: он провел машину в непосредственной близости от водопада, и, когда нам уже показалось, что мы вот-вот разобьемся, вернул вертолет на нужный курс. Потом пилот обернулся и посмотрел на пассажиров. Он видел, что моя жена очень боялась аварии, а мне заметил: «На вашем лице было выражение какого-то восторга, почти экстаза». На самом деле, когда мы не разбились, я почувствовал себя несколько разочарованным. Я часто думал о том, что смерть должна быть по-настоящему увлекательным опытом. Кто-то может сказать, что под желанием смерти скрывается стремление освободиться от телесной оболочки. Тогда я позволю себе процитировать отрывок из книги Раманы Махарши: «Мудрец не только не боится смерти, но иногда желает ее».
У моего первого гуру был маленький ашрам, в котором собирались ученики. В одно субботнее утро мне случилось быть там. Вблизи ашрама находилось несколько хижин, в которых жили беднейшие из бедняков со своими детьми, которые, как и все дети, шумели и играли на улице. В то утро за стенами ашрама неожиданно раздался крик, будто кого-то ранили. Двух учеников послали узнать, что случилось. Вскоре они внесли избитого старика, который иногда посещал ашрам. Этот человек достиг Абсолютного Понимания. Он был очень простым человеком и не заботился о том, чтобы кто-то признал его Самореализацию. Его совершенно это не интересовало.
Старик жил на то, что Бог пошлет, не имел пристанища, носил ветхую одежду и не заботился о том, как он выглядит, так что был прекрасной мишенью для детей. Кто-то из них зло пошутил над стариком, и они ожидали, что тот разозлится. Но тот не рассердился, а присоединился к их смеху. Это привело в ярость мальчика, подшутившего над стариком, и он кинул в беднягу камнем. Остальные дети последовали его примеру, и старика серьезно поранили.
Потом пришли люди из ашрама и унесли старика. «Сколько это может продолжаться? — ворчали они. — Куда смотрит полиция? Нужно что-то предпринять». Раны и ссадины старика оказались не очень серьезными. Их промыли, перевязали, и вскоре он пришел в себя. Пока ему оказывали помощь, он сказал: «Почему вы ропщете? Я не понимаю. Только всего и случилось, что одни руки бросали в меня камни, а другие промыли и залечили мои раны. К чему весь этот шум?» Это было сказано вовсе не для впечатления — это шло из глубины сердца.