Так вышло: 29 вопросов новой этики и морали
Шрифт:
К: В журнале «Сеанс» вышло два текста о «Дау» – Юрия Сапрыкина и Александра Тимофеевского с Татьяной Толстой [12] . В обоих написано, что это великое новаторское произведение искусства, которое показывает нам природу человека в глубоких и высокодуховных тонах. Но это сводит разговор к бесконечному спору поколений – вы со своей повесткой про насилие всех достали,
12
Статья Юрия Сапрыкина «DAU. Темные начала» вышла в журнале «Сеанс»23 января 2019 года; статья Татьяны Толстой и Александра Тимофеевского «DAU. Я червь – я бог» – 25 января 2019 года.
А: Подожди, это вообще важно – искусство «Дау» или нет?
К: Мне кажется, важно. Ты же не спрашиваешь себя, должен ли ты ходить по улицам, на которых творится насилие, заходить в метро, если там кому-то оттоптали ноги.
А: Те, кто выступает против «Дау», исходят не из того, что там есть насилие, а из того, что насилие, как физическое, так и психологическое, – это часть производства, органическая составляющая проекта. И получается, что зрители, которые идут на «Дау» и знают про эту составляющую, хотят посмотреть в том числе на мучения людей.
К: Мне кажется, дело в том, что у этого насилия есть режиссер. Он создал условия для насилия, это насилие наблюдал, не останавливал, провоцировал, а потом монтировал. То есть это очень рукотворное насилие. Можно отказаться смотреть, но, если это классно сделано, почему бы и не взглянуть?
А: Жертве очень сложно публично рассказать о пережитом насилии. Возможно, отсутствие публичных выступлений связано именно с этим, а не с тем, что все участники проекта хотели, чтобы их помучили перед камерой.
К: Но были ведь и такие. Например, Марина Абрамович – современная художница, которая из своих мучений делает искусство и показывает человеку, как он причиняет боль другим. Понятно, что в человеческой природе заложен интерес к насилию, и искусство не может обходить эту тему. И тогда для тебя как зрителя, чем отличается насилие в произведении искусства от реального насилия?
А: Мне кажется, дело в масштабе. Когда я смотрю на произведение искусства, в котором есть элемент насилия, оно не сводится для меня только к нему. В «Дау» есть режиссерский замысел – хорош он или плох, но он грандиозен. Режиссер такого огромного проекта не может физически объяснить каждому человеку, которого зовет на съемки, весь этот замысел.
К: Часть этого замысла как раз и состояла в том, что он был не объяснен тем, кого снимали.
А: Исполнителю приходится доверять режиссеру, когда он соглашается участвовать в таком проекте. А посмотрев отснятый материал и разрешив его публикацию, он выдает Хржановскому индульгенцию задним числом, подтверждает, что это не просто съемка его унижений, но искусство.
К: То есть это вопрос таланта. Мы оцениваем этичность того, что происходило на съемках, опираясь на результат. Но люди, которые обсуждают «Дау», в основном не видели результата.
А: Результат – это более 700 часов записи, их мало кто видел. Но именно поэтому я и не хочу обсуждать художественные качества «Дау». Давай поговорим про согласие – одну из главных проблем современного общества. Я верю, что все, что по согласию, имеет право на жизнь. Даже каннибализм по согласию, в принципе, норма. Проблема в том, что никто никогда не знает, что такое согласие. Да, существует такой инструмент, как нотариально заверенная бумага, но он не всегда применим и не всегда используется. Как минимум потому, что часто совершенно непонятно, когда и кто должен такую бумагу подписывать.
Американский футбол – один из самых популярных видов спорта в США. Финал чемпионата по американскому футболу – Супербоул – входит в список важнейших объединяющих нацию событий вместе с Днем благодарения и Рождеством. И одновременно этот важнейший вид спорта – один из самых жестоких и травматичных на свете: профессиональные игроки часто страдают хронической травматической энцефалопатией.
Катя: Ты же знаешь, мой самый любимый киножанр – спортивная драма, основанная на реальных событиях. И, конечно, среди таких драм есть фильмы про американский футбол, например, «Защитник» с Уиллом Смитом. Он играет адвоката, которого нанимают жены бывших футболистов, чтобы он доказал, что депрессии и самоубийства спортсменов связаны с профессиональной деятельностью и поэтому Национальная футбольная лига должна оплачивать им психиатров и лечение.
Конец ознакомительного фрагмента.