Таких щадить нельзя (Худ. С. Марфин)
Шрифт:
— Запомни, вшонок! Если пикнешь еще раз, я из тебя дрессированную мартышку сделаю. Сам в уголовку пойду и расскажу все. Понял? Ну так вот, засохни и не пикай, — бросил он напоследок и, отвернувшись от Костюнчика, побежал в сторону своего дома, еле сдерживая слезы.
Едва переставляя ноги, добрался Костюнчик до своего дома. Многое передумал он, бредя по скверу к знакомой калитке. Резкий отпор Молчанова перепугал его. При мысли, что Гриша может пойти в уголовный розыск, в глазах Костюнчика темнело, а земля под ногами казалась зыбкой, ненадежной. Что же делать? Если этот полковник из розыска заинтересуется делами Жорки Мухаммедова, то ему, Костюнчику, несдобровать.
Игорь брехнул на собрании — и все. Сам-то он ничего не знает. Вот Гришка, тот может. Подтвердит, что я почти каждый вечер встречался с Жоркой — и все. Что же делать?»
На одно мгновение в голове Костюнчика мелькнула мысль — самому пойти в уголовный розыск и во всем покаяться. Но он сразу же испуганно отмахнулся от нее. Судить, может быть, и не будут, но отец узнает все. Да и не в отце главное. Пахан отомстит за предательство. Если даже Жорку посадят, через других достанет. У него не один такой Жорка…
Сильные люди мечтают о преодолении трудностей на пути к поставленной цели. Слабые мечтают о том, как избежать трудностей. Сильным мечта помогает побеждать, слабых убаюкивает, уводит, хотя бы на короткий срок от трудностей и невзгод, которых, мечтай не мечтай, все равно избежать нельзя.
И Костюнчик спрятался в мечту, как робкий человек, испуганный кипящим на улице боем, закутывается в одеяло, а на голову кладет подушку, чтобы не слышать стрельбы за окном. Сейчас, даже в мечтах, Костюнчик не искал путей борьбы, путей активного вмешательства в события. Он все отдавал на волю случая. «Вдруг, — мечтал Костюнчик, — завтра меня увидит Пахан. — Пахана он никогда не видел и знал о нем только из рассказов Жорки. — Я ему понравлюсь. Он скажет Жорке: «Возьми десять тысяч, нет, лучше сто тысяч рублей, передай их этому замечательному юноше и скажи ему, что мы больше не будем тревожить его. Он оказал нам и так немало услуг. А теперь — амба! Хватит. Жаль, если такого умного и храброго парня заподозрит уголовка и испортит его карьеру». Но подобное поведение Пахана, который, как рассказывал Жорка, был безжалостным и жестоким человеком, даже в мечтах показалось Костюнчику маловероятным, и его мечтания потекли по другому руслу: «Жорка всегда соскакивает с трамвая на ходу. Вдруг соскочит и попадет под колеса. Его перережет пополам. На землю хлещет поток крови. Кругом замерла испуганная толпа. Тухнущими глазами Жорка разыскивает в толпе Костюнчика и, умирая, шепчет ему: «Ты теперь освободился. Пахан не знает тебя. Я был тебе настоящим другом и скрыл твое имя и адрес от него. Прощай».
И снова трезвый голос бесстрастно подсказывает Костюнчику, что Жорка не такой. Ничего он не скрывает от Пахана. А если будет умирать, то все расскажет и о Костюнчике, и о других. Постарается утащить их, если не с собою в могилу, так хотя бы выбить из настоящей жизни.
Все же картина смерти Жорки Мухаммедова под колесами трамвая настолько понравилась Костюнчику, что он снова и снова вызывал ее в своем воображении. Причем сейчас, по воле Костюнчика, Жорка так и остался под трамваем. Из-под вагона нелепо торчали и тянулись к Костюнчику только голова, плечи и руки ненавистного ему приятеля. Но вместо хриплого шепота умирающего Костюнчик вдруг въявь услышал голос живого и невредимого Жорки Мухаммедова.
— Ты что это ползешь, как сытый клоп по кошме?
Костюнчик вздрогнул и оглянулся. Через скверик, прямо по газонам, оглядываясь, нет ли кого поблизости, шел к нему Мухаммедов.
— Ведь договорились же на восемь, — раздраженно проговорил он вместо приветствия, подходя к Костюнчику.
— Комсомольское собрание было, — робко оправдывался тот.
— Собрание давно кончилось. Я видел, когда выходили ваши. Да и удрать мог бы с этой говорильни, — пренебрежительно скривил губы Жорка.
Но, узнав, о чем шла речь на собрании, Мухаммедов нахмурился. Он заставил Костюнчика самым подробным образом пересказать все, о чем говорили полковник из уголовного розыска и Непринцев.
— Что этот петушок раскричался! — встревожился он, когда Костюнчик закончил свой рассказ. — Подрезать крылышки придется.
— На Игоря не стоит обращать внимания. Он о тебе говорил потому, что раньше меня выступал. После моего выступления всем все стало ясно, — уверял Жорку Костюнчик. Он предусмотрительно изобразил свое выступление как самое лучшее и убедительное, встреченное аплодисментами. — Непринцев неопасен, — закончил он. — А вот Гришка…
— Что Гришка? — насторожился Жорка. — Курвиться начал?
— Гришка обязательно скурвится, — подтвердил Костюнчик и передал Жорке содержание своего последнего разговора с Молчановым.
— Я ему чуть в морду не дал, да он быстро смылся. Убежал. А то бы…
Но Жорка не обратил внимания на последние слова дружка. Не дослушав, что могло случиться, если бы Гришка не убежал, он оборвал хвастунишку:
— Ладно. Расскажу Пахану. Успокоим мальчиков. А ты вот что, почему не выполняешь обещания? Пахан сердится.
— Трудно очень. Догадаться могут, — смущенно оправдывался Костюнчик.
— Уметь надо, тогда не догадаются. Сказано тебе, когда вас несколько человек вместе будет, так и потяни. Кто на тебя подумает? Сын офицера, у твоего отца оружие есть.
— Ладно, постараюсь. Только почему все я и я? Другие тоже могли бы.
— А кого ты знаешь из других? — насторожился Жорка.
— Никого не знаю, но ведь есть же. Я и так уже помог.
— Вот и хорошо, что помог! Теперь уж ты с нами. По одной дорожке идем, одинаково отвечать будем.
Костюнчик позеленел от страха. Дружки стояли у калитки дома, в котором жили Гурины. И улица, и дворик были пустынны. Жорка говорил почти шепотом, но Костюнчику показалось, что последние слова Жорки были слышны не только здесь, но даже в сквере. Он испуганно оглянулся.
— Не дрейфь! — успокоил его Жорка. — Ну, я так Пахану и скажу, что к воскресенью ты достанешь еще одну машинку. Только смотри, не подводи, а то у нас Пахан знаешь какой? Чуть что, так во! — и подставив к самому носу Костюнчика кулак, Жорка выразительно погрозил им. Затем, кивнув на прощание, ушел.
13. ЗООТЕХНИК ТОПОРКОВ
Еще задолго до революции южная окраина города сливалась с необъятным морем плодовых садов. Полюбились тенистые кущи одному из местных толстосумов — купцу Тузикову. И для глаз приятна красота садов, и для кармана прибыльна. Фрукты всегда в цене. Не один десяток лет радовалась купеческая душа этой благодати, радовалась и богатела. Но пришел грозный семнадцатый год и все переменил, переделал по-своему. Давно сгнил в земле бывший хозяин садов, купец Тузиков, пустивший себе пулю в лоб при виде того, как рушилось привычное благополучие и вековые устои. Давно в его садах пролегли десятки улиц, и в домах, построенных на этих улицах, шла совсем другая, не похожая на купеческую, жизнь. А за районом все еще сохранилось старое привычное название — Тузикова дача.