Таким был Рихард Зорге
Шрифт:
В январе 1938 года военный атташе получил секретное задание от германского генштаба: срочно выяснить, намерена ли Япония немедленно после окончания войны в Китае начать войну против Советского Союза? Генерал Хомма из японского генштаба дал уклончивый ответ. Он, Хомма, понимает, что всякая оттяжка времени идет на пользу СССР, но немцы должны войти в положение Японии: оккупационная армия измотана в Китае, она сильно поредела, требуются деньги, деньги. Короче говоря, подготовка к большой войне потребует не менее двух лет. В докладе, написанном не без участия Зорге, Отт уведомлял германский генштаб о том, что японцы всячески пытаются оттянуть большую войну. Военный атташе разражался бранью в адрес японцев, называя их лицемерными азиатами, которым нет никакого дела до германского государства и до обязательств, закрепленных в «антикоминтерновском пакте». Отт намекал, что фон Дирксен ведет вялую политику, не оказывает давления на японское
Герберт фон Дирксен пока не догадывался, что его песенка уже спета. Вместо Нейрата министром иностранных дел стал бывший посол в Англии Риббентроп. В свое время Дирксен имел неосторожность повсюду в дипломатических кругах издеваться над Риббентропом, называть его грязным коммивояжером. Риббентроп обладал хорошей памятью. Став министром иностранных дел, он вспомнит Дирксена. Доклад Отта подоспел вовремя — Риббентроп показал доклад Гитлеру. Участь Дирксена была решена: пусть едет в Англию на место Риббентропа! В таком назначении крылся юмор висельников: Гитлер, задумав развязать войну с Англией, хладнокровно толкал неугодного дипломата в самое пекло. Ну, а в Токио пусть представляет Германию энергичный, способный, не брезгующий ничем солдат Эйген Отт, ярый сторонник войны с Советским Союзом. Кто он по званию? Присвоить генерал-майора!
Гитлер предпринимал все возможное для того, чтобы Япония поскорее развязалась с Китаем и начала войну против Советского Союза. Тут, по его мнению, большая роль принадлежала дипломатам. Дирксен в одном из своих докладов, очень пессимистичном по тону, вскрывал истинные неудачи германской политики в Японии и Китае. «Япония ни при каких условиях, даже рискуя потерять дружбу Германии, не уйдет с тихоокеанских островов», — писал Дирксен. Такая категоричность не понравилась Гитлеру. Посол явно заражен скепсисом.
Отт пока не стал послом, а Зорге не был его официальным советником, но военный атташе уже настолько привык видеть рядом Рихарда, что больше не мыслил ни одного дела без его участия. Теперь он разговаривал так: «Получен приказ из Берлина: завтра мы с тобой выезжаем в Гонконг на совещание с главным советником Фалькенгаузеном! Прихватим этого дурака Шолла…» Рихард укладывал чемодан, набивал карманы микропленками и на самолете под приветствия японских генералов и полицейских отправлялся в Гонконг. «Значит, мы будем совещаться с генералом Фалькенгаузеном? Мы скажем ему следующее… А если он станет упираться, мы приведем цитатку из приказа генштаба…» На долю майора Шолла выпадало таскать чемоданы своего начальника и его советника-корреспондента. Это все-таки легче, нежели вести переговоры.
Сначала отозвали в Германию фон Дирксена. Все гадали: кого пришлют взамен? Перебирали кандидатуры. Отт в списке не фигурировал. Да и кто бы мог подумать, что этот Эйген… Военно-морской атташе Венеккер изображал на своем лице таинственность: он давно метил на место посла и не сомневался…
И вдруг в марте 1938 года, подобно взрыву бомбы, телеграмма из Берлина: послом в Токио назначается генерал-майор Эйген Отт!.. Генерал-майор… Венеккер не верил собственным ушам. Он сразу же помчался в немецкий клуб и напился. «Как видишь, тебе незачем уезжать в Германию, — самодовольно сказал Отт советскому разведчику. — Какие у нас там планы на завтра?..» Зорге усмехнулся. «Мы стали послом», — сказал он Максу Клаузену. «А я сделался капиталистом!» — отвечал Макс. Вот как сам Клаузен рассказывает об этом: «Один коммивояжер имел мастерскую по копированию с помощью светящихся красок. Он опрыскивал краской пластинки из стекла, а затем копировал книги. Это получалось у него хорошо. Я пригласил его к себе домой, и он показал мне, как это делается… Коммивояжер уехал потом, и я купил у него мастерскую, забрав свой вклад у Фёрстера. Это было в 1938 году. Я нашел одного японца, который очень заинтересовался этим делом. Он демонстрировал мои пластинки перед профессорами в университетах, показывал, как копировать старые книги, и т. д. Мы очень хорошо зарабатывали на этом деле. Спрос на пластинки все возрастал. Мне пришлось увеличить штат сотрудников, и уже в 1939 году мы снимали три комнаты. Эти пластинки мы продавали предприятиям и даже воинским частям. Число сотрудников увеличилось до 14 человек.
Какую пользу имело копировальное дело для разведывательной работы? То, что утверждается в этой связи, неверно. Было бы очень хорошо, если бы мы могли получать интересные материалы, но японцы не так глупы, чтобы давать их нам. Благодаря этому занятию я имел лишь хорошее прикрытие для своей работы, поскольку внешне это было процветающее предприятие, дававшее мне возможность больше общаться с японцами, чем с немецким клубом…»
Зорге окончательно перебрался в посольство. Он имел возможность часами работать над совершенно секретными документами, закрывшись в своем кабинете. Тут же, в сейфе, хранились микропленки, приготовленные для Центра, деньги, информация всех видов, поступающая от членов организации. Сейф имел сложный шифр, а ключ Рихард всегда носил в потайном карманчике.
Эйген Отт рьяно принялся за исполнение возложенной на него миссии: натравливать Японию на Советский Союз. Он начал переговоры с министром иностранных дел Хиротой и представителями японского генерального штаба, снова в сопровождении Зорге вылетал в Гонконг для беседы с германским послом в Китае Траутманом. Вся эта возня начинала не нравиться советскому разведчику.
Он понимал, что Япония находится в состоянии политического и финансового кризиса. Не так давно полиция расстреляла в Кобе антивоенную демонстрацию. Усилилось брожение в армии, дисциплина японских войск в Китае катастрофически падала. В кабинете Коноэ начались раздоры: одна группа, во главе с военным министром Сугиямой, предлагала ограничить военные действия в Китае, с тем чтобы в будущем, когда Япония оправится от потрясений, напасть на Советский Союз; премьер Коноэ и его сторонники настаивали на продолжении войны в Китае. Победил Коноэ. Дело дошло до реорганизации кабинета. Война против СССР как будто бы снова отодвигалась на неопределенный срок.
Но Зорге ни на минуту не забывал следить за развитием германо-японских отношений. Что-то там, в Берлине, опять затевается: Риббентроп якобы ведет переговоры с японским послом Того. Оказывается, речь идет об экономическом сотрудничестве обеих стран в Китае; Япония будто бы готова предоставить германским монополистам особые права и привилегии в торговле с оккупированным Китаем. И вдруг сообщение Одзаки: японский генеральный штаб поручил военному атташе Осиме вести переговоры о заключении военного пакта о взаимопомощи в войне против Советского Союза! Есть документы. Встреча на Гинзадори у аптеки. Несмотря на позднее время, Рихард вскочил на мотоцикл и помчался. Одзаки уже ждал. Забрав документы, Зорге повернул обратно. Он торопился. Было часа два ночи. До утра нужно успеть все сделать, вернее, до рассвета. Он все увеличивал и увеличивал скорость. Поворот… Тут начиналась высокая стена. Чтобы автомашины не задевали стену, кто-то додумался установить вдоль шоссе ограждающие массивные камни. Что произошло потом, Зорге помнил плохо. На полной скорости мотоцикл врезался в камень. Рихард перелетел через машину и ударился лицом о следующий камень. Должно быть, на какое-то время Зорге потерял сознание. Пришел в себя, когда почувствовал, что его куда-то несут. Сразу вспомнил о секретных материалах в кармане. Если все это попадет в руки полиции… Конечно же, сначала постараются установить личность пострадавшего, затем составят протокол… Обшарят карманы… «В больницу святого Луки! К доктору Штедфельду! Я — Зорге!..» — закричал он. Теперь он старался не впадать в забытье, хоть это и было трудно: в голове гудело, к горлу подступала тошнота. Он не знал, что нижняя челюсть разбита, череп проломлен; он вообще никак не мог сообразить, что же произошло; понимал только одно: его куда-то несут, а в кармане — секретные документы. Секретные документы, секретные документы… Все может погибнуть! Все, все… Пять лет кропотливейшего труда, жизнь преданных людей, будущее организации… Больше всего он страшился за Одзаки. Нити расследования сразу же потянутся к нему.
Из-под полуопущенных век Рихард видел спины японцев. Вот его уложили в машину. «К Штедфельду!» — крикнул он еще раз. Один из японцев сделал успокаивающий жест. Потом все колыхалось вокруг. Невероятным усилием воли Зорге стряхивал тяжелый бред, напрягал мышцы лба, чтобы не стонать от пронизывающей боли. «Штедфельд — мой доктор!» Ему казалось, что он выкрикнул эти слова. А на самом деле он лишь пошевелил губами. Но японцы попались сообразительные: если такое случается с иностранцем, то уж лучше не впутываться в историю, а отправить его в больницу для иностранцев.
…Зорге видел склоненное, участливое лицо. Доктор пытался понять, что хочет сказать Зорге. Наконец догадался: срочно вызвать Макса Клаузена! О, телефон известен! И вот Макс в больнице. «Я нашел его там с окровавленным лицом. Увидев меня, он сказал только, чтобы я освободил его карманы, в которых находились деньги и разные секретные материалы». И только тогда, когда Макс выполнил просьбу своего друга, Зорге потерял сознание. Он был очень плох.
Макс сразу же поехал на квартиру Рихарда, забрал фотоаппарат, где могли оказаться непроявленные пленки, проверил ящики стола. Освещая дорогу карманным фонариком, переходил из комнаты в комнату, тщательно просматривал каждую бумажку. Уже рассвело. Едва он успел закрыть квартиру и нырнуть в переулок, как возле дома появились сотрудники информационного агентства во главе с Вайзе. Дом опечатали. Никто не имел права появляться здесь. Но теперь не было особых причин для беспокойств: компрометирующие документы лежали у Макса в кармане.