Такое разное будущее: Астронавты. Магелланово облако. Рукопись, найденная в ванне. Возвращение со звезд. Футурологический конгресс (сборник)
Шрифт:
Пришлось двигаться на четвереньках. Стены естественного коридора состояли из монолитной скалы со слабым рельефом. Когда-то здесь, вероятно, струился подземный родник; в более узких местах, где струя била с большой силой, стены были словно отполированы. На твердом, как кость, дне то здесь, то там виднелись овальные отпечатки. Раз-другой застучали по шлемам мелкие камешки, осыпавшиеся с потолка. Наконец стало так тесно, что нельзя было двигаться даже на четвереньках. Потолок состоял из темного камня вроде базальта, прорезанного глубокими трещинами. Арсеньев, который был впереди, осветил
– Там просторней, – сказал он и попробовал пролезть, но тотчас же попятился, так как едва не застрял между глыбами. Ему удалось втиснуться с моей помощью только тогда, когда он снял рюкзак и лучевое ружье. Я пролез вслед за ним, оставив рюкзак под плоским скалистым выступом.
Мне, как более худому, пролезть удалось легче. Некоторое время было совсем темно. Вдруг почва заколебалась, что-то больно ударило меня по ноге. Я с силой рванулся вперед и попал в пространство пошире. Раздался негромкий протяжный гул, потом шум от падения груды камней – и снова наступила тишина.
Вспыхнул свет. Здесь было столько места, что мы могли стоять рядом. Арсеньев осветил отверстие коридора. В глубине чернела каменная стена. Произошел обвал, мы были засыпаны.
– Фульгурит, – приказал Арсеньев.
У меня в кармане было несколько зарядов этого взрывчатого вещества. Я подал их астроному. Он, в свою очередь, сунул руку в карман за капсюлями и подрывным кабелем. Фонарь он повесил себе на грудь. В отраженном от скалы свете мне было видно его лицо за стеклом шлема. Вдруг он вздрогнул и остолбенел. Ощупал один карман, другой, потом взглянул на меня. В глазах у него я увидел то, чего до сих пор не замечал за этим смелым человеком: обыкновенный страх.
Это продолжалось лишь секунду. Он опустил глаза.
– У вас нет капсюлей? – спросил он.
– Нет.
– У меня тоже. Должно быть, выпали, когда я полз.
Фульгурит – вещество, совершенно безопасное в обращении. Без специальных капсюлей он не взрывается, даже если бросить его в огонь. Четыре наших заряда были теперь бесполезны: немного сероватого теста – вот и все.
Арсеньев молча повернул, и мы пошли в глубь коридора. Коридор шел извилисто. Я считал шаги: двадцать, потом резкий поворот, и коридор расширился. Свет ударил в скалу.
Мы стояли в небольшой пещере, сплюснутой, как змеиный череп. В ширину она была шагов восемь. Я ударил топориком. Замурованное пространство не дрогнуло. «Это русло подземного родника, – лихорадочно думал я, – вода должна была уходить куда-то, нужно поискать лучше».
Тут я увидел, куда уходила вода. Когда-то подземное русло шло дальше, но сверху сполз отвесный обломок скалы и вклинился в коридор с такой силой, что по стенкам вокруг него разбежалась тонкая сетка трещин. Под страшным давлением сверху обломок плотно слился с окружающей породой и теперь отличался от нее только несколько более темным цветом. Там, где он уходил в дно пещеры, было немного песка, и я увидел на нем неглубокие овальные отпечатки: это были последние следы, приведшие нас сюда. Дальше они исчезали под преградой, которую мы не могли одолеть.
– Этого я не предвидел… – тихо, сквозь сжатые зубы проговорил Арсеньев словно себе самому и сел на камень. – Погасите фонарь, батарея иссякнет. Она еще пригодится.
– Мы заперты.
– Знаю. Погасите фонарь.
Я послушался, и темнота наступила так внезапно, словно на лицо села черная птица. Я судорожно замигал, в глазах закружились желтые звезды. Потом взглянул на светящийся циферблат часов. Прошло только четыре минуты, а я думал – не меньше получаса.
Темнота рождала во мне тревогу. Я зажмурился, потом открыл глаза, но ниоткуда не проникал даже слабый отсвет. Вдруг Арсеньев встал; я слышал, как он ощупью обходит пещеру. Потом зажег свет и начал простукивать стены острым концом топорика. Они везде отзывались каким-то однотонным тупым звуком.
Мы вернулись в коридор и там тоже простучали стены и потолок. Еще раз обследовали место обвала. В отверстие мог вползти только один человек, да и то лишь по пояс. Я попробовал сдвинуть завалившие проход глыбы. Жилы у меня напряглись, кровь зашумела в висках, но глыбы даже не дрогнули – они сидели крепко, словно сцементированные. Потом попробовал Арсеньев. В тишине слышалось только наше ускоренное дыхание. Мы молча вернулись в пещеру и сели у стены, погасив оба фонаря. Потом я вспомнил о топорике Арсеньева: мой остался вместе с рюкзаком. Я зажег фонарь и кинулся в коридор. Крепко упершись ногами, я начал бить в каменную баррикаду. Мелкие осколки кварцита со звоном отскакивали от шлема.
– Перестаньте, – лениво промолвил Арсеньев. – Это бессмысленно.
Я описывал круги блестящей сталью, бил изо всех сил. Камень взвизгивал, но не поддавался. Осколки летели в воздух. Я стал ударять сильнее – меня обуяла ярость – и замахнулся так, что чуть не упал. Вдруг рукоятка выпала у меня из рук. Никому не нужное острие звякнуло о камень и упало. Топорик сломался у самой головки.
Я вернулся к Арсеньеву.
– Глубоко мы? – спросил я, когда дыхание немного успокоилось.
– Метров пятнадцать.
Мы молча сидели во мраке. Минут через двадцать мне стало казаться, что я недостаточно тщательно обследовал одну из стен коридора; быть может, там, за тонкой перегородкой, найдется какой-нибудь проход, дорога, ведущая на свободу… Я вскочил и зажег фонарик. Его блеск ослепил меня и тут же разбил последние надежды: мы хорошо обследовали скалу – в ней нет никаких отверстий, никакой щели, ничего, ничего!
– Садитесь, – вяло произнес Арсеньев. – Садитесь. – Он прирос к стене большой неподвижной тенью. – И погасите фонарь… он уже бледнеет.
Действительно, свет несколько ослабел. Нужно было сменить батарею, но она была там, в рюкзаке.
Я внимательно посмотрел на пылавшую в лампочке вольфрамовую нить, погасил фонарик и тяжело опустился на камень. Было шесть. Вот уже полтора часа, как мы засыпаны.
Я прижался шлемом к скале. Глухая, щемящая тишина.
Понемногу мы привыкли к темноте. Все кругом, казалось, замерло, и меня постепенно начало клонить ко сну. Утомленные мускулы требовали покоя. За последние сутки я очень много работал и даже глаз не сомкнул: откапывал щебень, вел автомобиль по грудам развалин…