Такое вот кино
Шрифт:
— А вторая?
— А вторая… — Саша призадумался, с женой переглянулся. — А вторая будет ехать.
Андрей мотнул головой.
— Так я не хочу. Так я за Настей не успею.
Таня к сыну наклонилась, поцеловала.
— Не расстраивайся, родной. Папа что-нибудь придумает.
— Мама пирогов прислала, — вспомнил Емельянов. — С повидлом.
— Люблю с подливой, — кивнул мальчик.
— Когда я научу тебя говорить «повидло»? — посетовала Таня.
— Подлива, — упрямо повторил ребёнок. Саша рассмеялся.
— Даша звонила утром, приглашает нас и родителей на день рождения приехать.
— Семейный выезд во Францию? Это уже входит в привычку.
— Ей исполняется тридцать, ей нужна моральная поддержка.
— А, в этом смысле.
— Филинов они тоже пригласили, но Ника пока не уверена, смогут ли они поехать. Фая плохо себя чувствует, Ника не хочет её оставлять одну надолго.
Таня на сына посмотрела, тот был занят ужином, и к разговору родителей не прислушивался. И тогда она спросила, осторожно и понизив голос:
— Как ты?
Емельянов ел мясо, не сразу отозвался на вопрос жены, жевал, после чего кивнул.
— Всё нормально. Я не ожидал, что будет легко.
— Что она сказала?
— Что не представляет, в какой ситуации её сыну могут понадобиться мои деньги. Смысл, по крайней мере, был таков.
— Ну, это она зря.
— Она всегда относилась к деньгам, как к необходимому злу. Но расстались мы мирно. Она обещала подумать, и позвонить… если что.
Таня руку протянула и погладила его по плечу.
— Это самое главное. — Он кивнул. — Ты это сделал. Столько лет об этом думал, и вот сделал. Тебе стало легче?
— Нет.
Она с сожалением улыбнулась.
— Возможно, со временем. Вкусно?
— Да. Кто меня накормит лучше, чем жена?
Таня рассмеялась.
— Надеюсь, что никто. Андрюш, ты пирожок с чаем съешь?
— Бабушкин?
— Бабушкин.
Мальчик активно закивал.
— Буду.
— Как всегда выест повидло, — сказал Емельянов. А когда так и случилось, и сын весь перепачкался во вкусной, сладкой начинке, оставив тесто на тарелке, поднялся, чтобы достать его из высокого стульчика. На руки подхватил и понёс к раковине, а Андрей изображал самолёт, раскинув руки в стороны и рыча. А когда «зашёл в пике», счастливо засмеялся. — Умывайся, — сказал ему Емельянов. — Руки и рот, ты весь сладкий. — Потом поцеловал, прежде чем отпустить. И подтвердил: — Весь сладкий. Так бы и съел. — Но вместо этого слегка хлопнул по попе. — Беги в детскую, мы с мамой поговорим.
— Мам, можно телевизор?
— Можно.
Емельянов к жене подошёл, упёрся руками в стол рядом с ней, навис, а когда голову опустил, поцеловал её в губы.
— Мы просто живём дальше, — сказал он негромко.
Таня его по щеке погладила.
— Конечно. И мы счастливы. Не смотря ни на что.
Он кивнул, и ненадолго прижался щекой к её щеке. Потом улыбнулся.
— Ты делаешь меня счастливым. Именно ты.