Такса
Шрифт:
Черт, они играют в игру, правила которой ей совершенно неизвестны.
— Олег, давай я тоже…
— Не надо. Я сам.
А в постели чувство неловкости исчезает. Потому что он обнимает ее крепко-крепко. И целует нежно в шею. А пальцы его рисуют узоры на ее груди, животе, опускаются ниже. А потом за пальцами следуют его губы.
— Так вот зачем ты меня вымыть решил….
— Именно…
— Такой… чистоплотный, — она хотела сказать — «брезгливый», но не решилась.
— Не в этом дело, —
А слова у Олега никогда не расходились с делом.
— Женечка, можно…. я еще раз?
Она слышит его смутно. После оргазма душа возвращается на место не сразу. И не быстро. И он не дожидается ее ответа. Входит в нее, напряженный, погибающий от любви. Шепчет ей:
— Прости. Но ты такая… сладкая. Я не могу. Хочу еще. Еще.
Он шепчет что-то еще в такт своим ритмичным движениям. Но она его не слышит. Она слушает то, что поет внутри нее. Все громче и громче. Ну, как же можно быть такой дурой! Такой невероятной, непроходимой, абсолютной тупицей! Она же любит его! Это так очевидно, надо быть слепой, чтоб не видеть этого огромного, затапливающего, переполняющего ее чувства. Этому чувству мало места в ее теле, и оно просится, рвется из груди наружу. Олег движется яростнее, быстрее. Он уже не сдерживается. И она тоже. И в такт его движениям выдыхает ему в ухо то, что невозможно уже держать в себе:
— Я… люблю… тебя!
Под эти слова Олег кончает во второй раз.
Дышит тяжело и молчит. Женька холодеет. И понимает вдруг, что чувствовал он после своего признания. Каково это. Когда ответом на твое «Я люблю тебя» служит лишь твое же собственное дыхание. Ей сейчас легче, чем ему полчаса назад. И все же… И неужели всего полчаса назад она не знала, что любит его…
— Видишь, какая я непостоянная, — шепчет ему, не в силах больше выносить это молчание и тишину. — Мне и нужно-то оказалось всего полчаса, чтобы понять. Недолго тебе пришлось ждать.
Он приподнимается. Выдыхает. Смотрит на нее подозрительно блестящими глазами.
— Долго. Очень долго. Это были… самые длинные полчаса в моей жизни.
— О, Господи! Олег, я идиотка, прости…
— Не надо! Повтори.
— Что?
— Не притворяйся!
— Я люблю тебя, дурак!
— А теперь без «дурака».
— Я люблю тебя.
— Громче.
— Я люблю тебя!
— Еще громче.
— Хочешь, чтобы я кричала?
— Хочу. Кричи.
И она кричит. Звонко, на выдохе.
— Я люблю тебя!!!
А он шепчет ей нежно:
— Я люблю тебя.
Глава 16.Утро и завтрак номер раз. Тихомиров переквалифицируется в злую мачеху. Утро
Она проснулась от щекочущего запаха. Восхитительного запаха кофе и яичницы. Кажется, даже с колбасой. Улыбается. Да не может быть…
Подтянув одеяло к груди, Женя садится на кровати. Оглядывается в поисках одежды и с отвращением отпинывает ножкой красные стринги. Пошлость какая, в жизни такое больше не наденет. Ее взгляд путешествует по комнате. И она не может сдержать улыбку.
Ну, Олег, в своем репертуаре! Всю ту одежду, которую они вчера раскидали по всей квартире, начиная с прихожей, успел собрать и аккуратно сложить. И ее, и его. Только красные стринги проигнорировал, и они одиноко валялись на полу рядом с кроватью. Женька встает и подходит к стулу. Стягивает с него рубашку Олега, надевает. Она укрывает ее до середины бедер, поэтому больше и не надо ничего. Утыкается носом в воротник и вдыхает. Твой запах. Твой четкий свежий запах.
«Будешь мой, до рассвета еще будешь мой» — мурлычет Женя, направляясь на кухню на мягких лапах.
— Доброе утро.
Он поворачивается на ее голос. Боже мой, в спортивных штанах и футболке! И слегка лохматый — оказывается, бывает и такое. И, она уже научилась, оказывается, это определять, — небритый. Улыбается ей.
— Доброе. Тебе идет голубой цвет.
— Спасибо. И… что это? Неужели меня будут кормить человеческой, вкусной и невероятно вредной едой?
— Ты про яичницу? Это мне. Тебе вон, — кивает в сторону стола, — мюсли. И йогурт.
— Все ты врешь, — не выдерживает, подходит и обнимает его сзади, прижимаясь щекой к спине. — Это для меня.
— Конечно, для тебя. Я даже кофе сварил. Правда, варю редко, поэтому — не обессудь.
— Пахнет вкусно.
— Тогда прошу к столу.
Женщинам всегда всего мало. Это факт. У нее был офигенный секс, потрясающей силы оргазм, признание в любви. Ее даже завтраком вкуснейшим накормили. И собираются поить кофе с очень аппетитным на вид печеньем. И все равно…
Женька грустнеет. Она вдруг чувствует острую потребность знать, что это утро — лишь первое в череде их утр. И что он никуда не денется, не исчезнет из ее жизни. Никогда.
Только вот знать наверняка это невозможно, никак. Не спросишь же прямо: «Я еще тебе не надоела? Ты меня не бросишь через пару месяцев?». Он сказал, что любит ее. Возможно, в пылу страсти. И потом, кто его знает, что это для него значит?
— Олег…
— Ммм?
— Я… мне домой надо.
— Конечно. Я отвезу.
— Не стоит.
— Стоит.
— Мы встретимся вечером?
От этого его вопроса стразу становится легче. Теплее.