Таль 7. Отголоски прошлого
Шрифт:
Запретив всем эльфам посещать остров на озере, он лично обустроил там место памяти и все же переселился в новую резиденцию, изначально намереваясь время от времени возвращаться, ведь во дворце на попечении воспитателей оставался его одиннадцатилетний сын, Олистиниэль, которому убитый горем Владыка почти не уделял внимания в этот период.
В отличие от глобального и торжественного переселения людей у эльфов все проходило постепенно и к тому моменту, когда дворец был готов принять Владыку, вокруг него уже жил свой жизнью продолжающий достраиваться и обустраиваться город. Первое время Тэль почти не уделял внимания жизни стихийно возникшего поселения, пустив все на самотек и целыми днями пропадая на острове. Однако со временем к нему все больше
Шли годы, город рос, возникали новые поселения, обнаружились проблемы, с которыми эльфы раньше не сталкивались, повзрослел и начал помогать отцу повелитель Олистиниэль, и только сердце Владыки оставалось все так же глухо к попыткам придворных дам привлечь его внимание. Тэль понимал, что одного наследника недостаточно для стабильности правящего рода, но еще долгое время любые попытки женщин сблизиться с ним вызывали лишь глухое раздражение, а излишняя настойчивость временами приводила в ярость. То одна, то другая эльфийка согревала его постель, но никто не смог отогреть сердце, и через какое-то время он потерял надежду снова полюбить.
Будучи единственным наследником, Олист не рисковал отправиться на путь, и постепенно на Владыку стали давить, вынуждая выбрать себе супругу. Он и сам понимал необходимость этого, потому вскоре начались смотрины. Множество эльфиек представали перед его взором, и некоторых из них он удостаивал личного общения, но и самые невинные и самые порочные вызывали единственное желание – чтобы они избавили его от своего присутствия. Чем дольше это длилось, чем сильнее на него давило окружение, тем чаще он искал уединения на запретном для всех острове. Безуспешные попытки раз за разом найти ту, кого он сможет хотя бы терпеть рядом, буквально сводили его с ума, заставляя прятаться от собственных подданных. Все, чего он хотел, это чтобы его оставили в покое, дали возможность вновь обрести себя. Но все считали, что прошло уже достаточно времени, раз за разом напоминая своему Владыке о долге перед народом.
И однажды его стремление к уединению осуществилось странным образом. Возвращаясь с острова, он не сразу обратил внимание, что по дороге в апартаменты его не поприветствовал ни один из встретившихся эльфов, лишь порадовавшись ощущению отчужденности. Но странности продолжились и дальше. Окружающие как будто перестали замечать его, не разговаривая, не исполняя положенных ритуалов и не обращая внимания, даже когда он сам заговаривал с ними. При этом никто не сталкивался с ним в коридорах, не удивлялся смененной одежде или подписанным документам.
Поначалу ему это нравилось, потом интересовало и Тэль ставил различные эксперименты, заканчивавшиеся одним и тем же – эльфы его не замечали. По дворцу поползли разнообразные слухи как о нем самом, так и о странных явлениях, происходящих там. Часть слуг из страха перед необъяснимым начали увольняться, оставшиеся нервно оглядывались и вздрагивали от любого движения занавесей при дуновении шаловливого ветерка. Тэль вынужден был прекратить эксперименты во дворце, но уходил поселившийся там страх далеко не так быстро как зарождался.
Целыми днями Владыка бродил по городу, всматриваясь в своих подданных, прислушиваясь к их разговорам и пытаясь найти в своей душе хоть какой-то отклик
Осознав это, он перестал появляться в городе, да и во дворец возвращался лишь для того чтобы поесть и сменить одежду, полностью забросив дела. Однажды, сидя на берегу он заметил, что эльфы смотрят на него, что-то активно обсуждая. Заинтересовавшись, он попытался приблизиться к ним, летя над водой, но вскоре они потеряли его из виду и, недоуменно переглянувшись, ушли. Тэль сделал вывод, что на определенном расстоянии странный эффект, скрывающий его от окружающих, переставал действовать и, найдя в одном из городских магазинов свободный темный балахон, с тех пор выходил из дворца только в нем.
Один день сменялся другим, лишь изредка отличаясь погодой, и вскоре он уже потерял счет времени. Много раз Владыка размышлял о том зачем продолжает жить и не находил ответа. Самым простым и логичным было бы служение своему народу, то чему он был предназначен, но когда попытался вернуться к своим обязанностям, оказалось, что эльфами правит Олист, а Владыка остался лишь страшноватой легендой о том, кто скитается на грани тени и света, не находя покоя. Он подолгу стоял рядом с сыном, глядя как тот принимает просителей, исправляет принесенные на подпись документы, как устало откидывается в кресле, закрывая глаза. Ему хотелось коснуться Олиста, как-то поддержать его, но как только Тэль приближался, зона отчуждения заставляла того отойти. Владыка попытался написать письмо сыну, но тот принял это за злую шутку и, скомкав лист, бросил его в мусорное ведро. Лишь после нашей встречи Тэль узнал, что повелитель позднее достал письмо и долгое время хранил его в тайне ото всех, потому что в глубине души очень хотел верить, что отец еще вернется. Ведь камни в венце Владыки сияли по-прежнему ярко, и значит он был жив. А тогда Тэль снова стал избегать эльфов, прячась на своем острове, но теперь уже потому, что рядом с ними чувствовал себя еще более одиноким. Он ничего не хотел, был абсолютно безразличен ко всему, что происходит вокруг. Жизнь как будто проходила мимо него, не оставляя следа ни в душе, ни в памяти.
За время его рассказа мы вернулись к водопаду и теперь сидели на камне, где я впервые встретила его.
– Все изменилось в тот день, когда ты появилась на острове, – продолжил Тэль. – Поначалу я даже думал, что это галлюцинация, и заговорил не с тобой, а с самим собой. Но, к моему удивлению, ты ответила, а я по-прежнему не ощущал не только чуждости, но и обычного для большинства разумных диссонанса между словами и чувствами. Наверное, я действительно уже сходил с ума, потому что решил научить танцевать, даже считая тебя плодом своего воображения. А потом было почти забытое прикосновение живого тепла, невероятное ощущение единения в Иноларе и твоя искренняя, незамутненная радость, какая бывает только у детей. Ты не была частью меня, как Анли, но рядом с тобой я перестал чувствовать щемящую пустоту одиночества. Это очень трудно передать, Таль. Ты каким-то образом дополняешь меня, при этом оставаясь собой.
– Когда я услышала как ты поешь, мне тоже стало очень одиноко, ведь я тоже оторвана от родины, хоть и нашла здесь то, чего не могла обрести там. Может поэтому нас и потянуло друг к другу. Теперь я понимаю, почему ты обрадовался тому, что я не из этого мира.
– Да. Тогда для меня это было важно. Я по-прежнему винил людей в смерти жены и дочери, но ведь именно ты разрушила наваждение и смогла вернуть меня к нормальной жизни.
– Ты поэтому все время ходил за мной? Боялся, что тебя опять перестанут видеть?