Талер чернокнижника
Шрифт:
Возможно, так оно где-то и было. Но только отчасти. Главной своей задачей я считал раз и навсегда покончить с этой кровавой историей. И не потому, что я такой благородный джентльмен.
Просто, как человек логичный, я понимал, что рано или поздно эта компашка доберется и до меня. А всю оставшуюся жизнь оглядываться и дрожать от малейшего шороха – такой участи и врагу не пожелаешь. Даже сверхраритетный рудничный талер не может служить утешением на фоне таких проблем.
– Тихо, тихо… – Я гладил ее по спине, а сам смотрел на монсеньора.
– Монету! – снова
– Бет, погоди чуток…
Я отстранил зареванную Лизавету, полез во внутренний карман своего летнего пиджака, и достал оттуда коробочку с талером. Признаюсь, в этот момент мне самому хотелось заплакать: своими руками отдать какому-то дяде за здорово живешь такую редкость! Ведь во всем мире существует всего три – ТРИ! – таких талера.
Вся моя сущность восставала против этого поступка, но здравый смысл все-таки взял верх, и я положил коробочку на столик рядом с чеканным серебряным кувшином явно турецкой работы.
– Нет, не так, – сказал Дасти. – Отдайте мне аргентеус в руки.
Ага! Я так и знал, что он это скажет.
– Какие проблемы… – ответил я развязно. – Только давайте договоримся: я отдаю вам талер, и мы с девушкой уходим. И все, я вас не видел, не знаю, и знать не хочу. Только чтобы без зэхэров!
– Что есть зэхэры? – удивленно спросил монсеньор.
– Это значит, что вы не должны чинить нам никаких препятствий. И больше не преследовать.
– Согласен.
– Поклянитесь, – сказал я с дрожью в голосе.
И сразу же сообразил, что сморозил глупость. На чем он будет клясться, на Библии или на каком-нибудь колдовском манускрипте, где рассказывается, как извести род человеческий?
Но Дасти воспринял мои слова совершенно серьезно. Он поднял вверх правую руку – тут я впервые увидел, что у него на пальце массивный перстень темного металла с огромным рубином – и сказал несколько слов, как мне показалось, на латыни.
– А теперь выполните свое предназначение, – сказал он торжественно.
Я все еще колебался: вдруг он обманул меня и сказал, например, что-то типа «Все равно хана тебе, козел»? Монсеньор мигом понял мои сомнения и добавил:
– Вас я не смогу удержать даже при сильном желании.
Ага! Вот теперь у меня отлегло от сердца. Спасибо, дедуля, за оберег! Неужели ты знал, что я когда-нибудь попаду в такой переплет? Эх, спросить бы…
Я достал монету из коробочки и торжественно вручил ее монсеньору. Едва она оказалась в его руках, как вся остальная братия окружила своего босса и начала рассматривать талер с таким видом, будто я передал им, по меньшей мере, ключ от ворот рая.
Дожидаться конца смотрин я не стал. Схватив Лизавету за руку и цыкнув на нее, чтобы она закрыла рот, я начал потихоньку отступать к входной двери. Но там меня ждал облом – дверь была замкнута, хотя я не видел в ней замочной скважины. Что за чертовщина?
– Вы уйдете только после нас, – раздался позади бас монсеньора.
– Мы так не договаривались! – воскликнул я возмущенно.
– Именно так мы и договаривались. Вам никто не причинит никакого вреда, но вы сможете выбраться отсюда только после того, как нас здесь не будет.
Все верно, он говорил разумные вещи. Вдруг я не сдержу слово и стукну ментам, что в заброшенном цехе свили гнездышко колдуны и убийцы?
– И долго вы здесь будете кантоваться? – спросил я уже со смиренным видом.
Куда денешься, здесь Дасти хозяин-барин… Господи, помоги мне отсюда выбраться живым здоровым!
– Что есть кантоваться?
А, черт! Я забыл, что он немчура.
– Это значит, присутствовать, – снова сделал я перевод с образного народного языка на сухой литературный.
– Нет, недолго. Мы уйдем прямо сейчас…
Дасти кивнул нищему, и тот выдвинул из угла какое-то сооружение, прикрытое бархатной накидкой. Когда он снял ее, я увидел платформу на колесиках, похожую на миниатюрный парусник; она была длиной около трех метров и шириной примерно метра полтора. Вместо мачты посреди «парусника» возвышался массивный треножник, увенчанный хорошо отполированной полусферой из какого-то серебристого металла. Под треножником виднелись диковинной формы штуковины, возможно, механизмы – сразу не понять.
В плоской части сферы, обращенной кверху, я заметил три круглых гнезда. Два из них уже были заполнены. Присмотревшись, я невольно ахнул – там лежали точно такие талеры, как тот, что я передал этому гребаному монсеньору!
На нас с Бет совсем перестали обращать внимание. Вся гоп-компания была сильно возбуждена и занималась сборами: «лозоходец» увязывал какие-то баночки-скляночки и фолиант в узел, убийца Альфреда притащил к платформе ворох старинного холодного оружия (они что, ограбили Оружейную палату? – подумал я с удивлением), а нищий с вороватым видом снял с вертела недопеченный окорок, обернул его куском ткани и спрятал сверток в своих безобразных лохмотьях.
Что касается самого монсеньора, то он поднялся на платформу и начал там что-то налаживать и подкручивать. Примерно так, как это делает водитель, когда впервые выводит машину из гаража после зимы: подключает аккумулятор, проверяет уровень масла, закачивает бензин в карбюратор… ну и так далее.
Но вот очень быстрые сборы были окончены и все четверо забрались на платформу. В торжественной тишине Дасти что-то там провякал и вложил мой талер (в этот момент меня просто жаба начала давить от жадности – потерять такую монету!!!) в третье гнездо.
И тут началось! Я предполагал нечто подобное, потому мог мыслить более-менее здраво, но у Лизаветы, наверное, крыша поехала. Она совсем офигела и потеряла способность не только думать, но и говорить (что, кстати, было в данный момент очень ценно) – лишь рот периодически разевала, словно выброшенная на берег рыбина.
Платформа осветилась неземным – голубым – светом. Затем вокруг четверых башибузуков, тесно сгрудившихся возле мачты-треножника, начала постепенно образовываться большая сфера – будто некто невидимый начал сплетать ее из разноцветных световых нитей. Она росла, увеличивалась в диаметре, и вскоре платформа оказалась внутри ярко светящегося шара. Это было просто невероятно… и завораживающе.