Талисман любви
Шрифт:
– Не о чем говорить, – ответил он.
– Кайли говорит с ангелами. Помнишь тогда, в самолете? Когда она знала, что с нами случится?
– Это всего лишь игра воображения, – возразил Мартин. – Ты же говорила мне, что она заметила фотокарточку в моем бумажнике и это навело ее на мысль.
Мэй кивнула:
– Карточку Натали, да. Я полагаю, что реальные события – трамплины для видений Кайли и ее фантазий. Ты знаешь, что я веду дневник? Там все, что касается Кайли. Я записываю все, что она рассказывает мне.
– Я знаю, – сказал Мартин, – я видел,
– Там многое о Натали.
– Она даже не знает ее.
– Это не имеет значения, – настаивала на своем Мэй. – Твоя дочь очень реальна для Кайли. Она считает Натали своей сестрой.
– Мэй, прекрати, – попросил Мартин. – Она слышит и плач рыбы тоже. У нее богатое воображение, ничего больше.
– Во всем, что касается семьи, – объяснила Мэй. – Так было все эти годы. «У рыб тоже есть свои семьи». Помнишь ее слова?
– Я не готов ко всему этому, – признался Мартин. – Я хочу похоронить прошлое, что тут неясно? Просто вырыть глубокую яму и запихнуть туда все это. Я знаю, ты переживаешь за Кайли: я вижу, как ты записываешь что-то в свою тетрадку. Но, пожалуйста, Мэй, уволь меня от этого. Меня и Натали. Я не говорю ни о ней, ни о нашем с ней прошлом. Прошлое есть прошлое, и оно таковым останется.
Мэй не спускала с него глаз.
– Я думаю, ты понимаешь все неправильно, – сказала она раздосадовано. – Прошлое связано с настоящим, без него вообще нет настоящего.
Он с шумом захлопнул дверь с сеткой, и Мэй видела, как он побежал к берегу озера и исчез за поворотом. Ее сердце колотилось. Ей нужно было с кем-то поговорить. Она знала, что семейные отношения не являлись предметом обсуждения, что супругам следовало самим разбираться в своих проблемах, но внезапно она схватила теле фон и набрала номер Тобин.
– Это я, – сказала она, когда Тобин взяла трубку.
– Как ваш медовый месяц?
– Кончился, прежде чем начался, – призналась Мэй. – Я вне себя, клянусь, я похожа на…
– Стоп, скажи мне, что случилось.
– Мартин только что убежал отсюда. – Она глубоко вздохнула.
– Что случилось?
Мэй рассказала ей, как Кайли выспрашивала о Натали, и о том, как на это отреагировал Мартин.
– Он сказал мне, что хотел бы похоронить прошлое. Он не хочет говорить о своей дочери, а Кайли продолжает грезить ею.
– Узнаю Кайли, – сказала Тобин. – Ее воображение возбудилось, и ее грезы приобрели конкретное очертание.
– Ты знаешь ее так хорошо. – Мэй переполняли благодарность к Тобин и гнев на Мартина. – Мне следовало выходить замуж за тебя, черт побери.
– Мы живем с этим уже давно. Но послушай, и Мартин скоро начнет понимать ее. Тебе, может, и противно и неприятно слушать это, но дай ему время. Это – лучший совет, который можно дать супругам, из тех, что я давала. Вам еще только предстоит привыкнуть друг к другу.
– Он выскочил как ошпаренный, лишь бы только убежать от меня.
– Ну и ты убеги в противоположном направлении. Вспомни, когда мы с Джоном только поженились? Сколько раз я перерабатывала после работы?
– Я думала, ты хотела
– Это тоже. Но нам обоим необходимо было где-то пересидеть, чтобы не сражаться все время.
– Вы были друг для друга первыми, ни тот, ни другой никого раньше не любили по-настоящему, – сказала Мэй с сожалением, желая, чтобы так было и у них с Мартином. – Никто из вас не был женат прежде, у вас не было детей от других. Ты была права, когда говорила мне об уже наполовину прочитанной книге.
– О чем ты?
– У каждого из нас такой большой багаж, – напомнила ей Мэй. – Хотя я и не была замужем за Гордоном…
– Но и у тебя есть глубокие шрамы.
– Меня сводит с ума его нежелание говорить с отцом, – сказала Мэй, вспомнив о жутких шрамах на груди Мартина.
– Потому что тебе бы хотелось поговорить со своим, а тебе этого не дано.
– И то, что он не хочет рассказать мне о Натали.
– Дай ему время, – повторила Тобин, снижая голос, чтобы казаться старой и мудрой.
Мэй засмеялась.
– Я довольна, что ты позвонила мне. Я боялась, что ты слишком привяжешься к Дженни Гарднер. Она хорошая, правда?
– Очень, – согласилась Мэй.
– Она становится тебе лучшей подругой?
– У меня уже есть лучшая подруга.
– Попытайся поговорить с ним наедине, – посоветовала Тобин. – Когда бег в противоположном направлении не даст результатов, попытайся побежать ему навстречу. Так или иначе, я знаю, что он любит тебя и в глубине души хочет поговорить.
– Откуда ты знаешь? – спросила Мэй.
– Это самая страшная тайна Джона, – сказала Тобин. – Но он хочет, чтобы я знала все.
Той ночью Мартин спал на кушетке. К рассвету, когда он так и не пришел в спальню, Мэй почувствовала какую-то пустоту внутри. Она ушла в дневные заботы, стараясь сконцентрироваться на делах, которые ей предстояло сделать. После того как Мартин поздно поднялся, посмотрел телевизор и снова уснул, Мэй поняла, что у них опять разговора не состоится. Позвонив Дженни, она спросила, не могла бы Шарлотта присмотреть за Кайли, чтобы они с Мартином какое-то время побыли наедине.
Когда она вернулась от Дженни, куда отвезла Кайли, она нашла его сидящим на заднем дворе, вцепившимся руками в ручки старого березового стула, не спускающим глаз с озера. Он не посмотрел на нее, когда она подошла к нему, хотя ее тень упала прямо на его лицо. Мэй посмотрела ему в глаза, и у нее заколотилось сердце. Она видела, как пульсируют вены у него на висках. Он хмурился, но она ведь даже не успела ему ничего сказать.
Он бегал. На нем были спортивные шорты и футболка, вся пропитавшаяся потом. Его руки и ноги блестели от пота, а волосы были зачесаны назад, чтобы не падали на глаза. С момента их ссоры Мартин только и делал, что бегал, занимался греблей и боксировал, колотя грушу, висевшую в сарае. Она слышала, как накануне вечером он так дубасил бедную грушу, словно хотел выбить из кого-то душу. Звук наполнял Мэй страхом, и она лежала с открытыми глазами, пока он не прекратил свое занятие.