Talk to me (Поговори со мной)
Шрифт:
«Великий Перун, нет!» – наконец догадываюсь я, что все это значит, но Драко уже впивается губами в мои губы.
====== Глава 8. Друзья ======
«Ты влюбляешься заново не потому, что забываешь старую любовь… Ты забываешь старую любовь, потому что влюбляешься заново. Только любовь может исцелить сердце, израненное любовью».
(«Это были мы»)
О своем первом поцелуе я почти никогда не вспоминаю, а если мысли о нем и приходят в голову, то скорее вызывают смущение, нежели какие-то трепетные эмоции, уж прости, Ваня...
«Всегда знала, что он тот еще драчун», – негодовала про себя девчушка-подросток, быстро шагая по плохо освещенному коридору школы.
Он поворачивал то вправо, то влево, и не знай Ева точно, куда ей нужно идти, вмиг бы заблудилась, потому как
Собственно, в первый свой день в Петербуржской Школе Славянских Богов это с ней и произошло. Нашелся «добрый» человек подсказавший ей дорогу – мальчишка на пару лет старше. Но когда в коридоре-тупике (вообще, где логика у коридоров-тупиков?) на нее вывалилось ведро манной каши, она прокляла судьбу и того дрянного пацана, которого друзья весело похлопывали по плечу, задорно крича: «Молодчик, Ванька!». «Посвящение новичков» – оказывается, так назывался этот варварский ритуал, жертвой которого стала Ева. С тех пор она и невзлюбила Ваню: лидер своей компании, заносчивый спортсмен, ее прямо тошнило от таких!
Но теперь... ситуация кардинально изменилась: под лавиной в горах совсем недавно погибли его родители, и парень вместе со своим маленьким братишкой, который еще и в Школу-то не пошел, поступил под попечение одного из Профессоров. То утро не предвещало ничего плохого: Ева и Ваня, как обычно, подоставали друг друга за завтраком и отправились на свои занятия. На обеде его подозвал Осмомысл Веславович и, отведя в укромный угол, что-то сказал. Ева не смогла побороть свое любопытство и якобы случайно прошла мимо. Всю неделю она жалела об этом, и ее передергивало от воспоминаний о потерянном выражении лица Вани. Он уехал почти сразу, а когда вернулся в Школу через несколько дней, уже никто не мог узнать в нем того задиристого парня, которого все знали. Темнее тени, он бродил по зданию школы, таская повсюду за собой мальчишку лет семи. Тот шугался ото всех и часто плакал, прижавшись к брату. Ваня гладил его по голове и угрюмо молчал, видимо, не находя подходящих слов. Но вот с Евой... он по-прежнему вел себя, как последняя сволочь: подстраивал ей пакости, насмехался, пару раз даже наорал на нее ни за что. Великий Перун, как ей хотелось ответить что-нибудь едкое! Но в первый раз, когда она уже набрала побольше воздуха в грудь, к ним подошел все тот же Осмомысл Веславович и наедине объяснил Еве, как нелегко приходится Ване.
Каждый раз, когда она случайно встречалась с парнем взглядом, краснея, опускала глаза, чувствуя стыд, будто если бы она постоянно не поддевала его, все было бы хорошо, и его родители были бы живы.
Ева помотала головой, стараясь избавиться от тяжелых мыслей. Ну, что она могла, в конце концов, сделать? Просто не трогать парня, чем девушка активно и занималась. Она собиралась даже подумать о том, как можно ему помочь, но ее отвлекли кажущиеся особенно громкими в тишине коридора всхлипы. Неужели, братишка Вани бегает по школе один одинешенек? Кажется, его зовут Егор. Ну, может, если Ева приведет его к брату, Ваня чуть смягчится, и перестанет срываться на ней.
Девушка свернула за угол и замерла на месте: спрятавшись в тени колонны, в позе эмбриона сидел Ваня и, словно маленькая девочка, у которой отобрали любимую куклу, плакал, уткнувшись лицом в колени. Только теперь Ева поняла, как ему было больно. В свои непостоянные шестнадцать парнишка остался один, да еще он должен заботиться о маленьком брате, которого, конечно, все жалели и утешали, а его... Он ведь почти взрослый, справится...
Ева порывалась подойти и попробовать хоть как-то успокоить его, но ноги не двигались с места. Уже сделав по направлению к парню несколько неуверенных шагов, Ева поняла, что ей нечего сказать Ване, что она ничем не может ему помочь. Девчушка бессильно опустила голову и развернулась.
Горло всегда начинает першить, шнурки всегда развязываются, чихается ВСЕГДА в самый неподходящий момент. Жертвой последнего и стала Ева: то ли прогулка по холодному двору без шарфика, то ли просто коварный случай, но Ваня не мог не услышать смачного чиха (уж это у девушки всегда получалось
– Пошла отсюда… – хриплым голосом зашипел Ваня, порываясь встать и, для пущей верности, указать девчонке направление.
Ева и сама уже собиралась дать деру, но ноги будто приросли к полу, когда она заглянула в измученные глаза парня. Он, кстати, так и не смог подняться, только толкнулся пару раз, а потом медленно сполз по стене. Девчушка стояла, смотря на него, обессиленного, сверху вниз и ощущая волны жалости и сочувствия, разливающиеся по телу. Она тихонько сделала один шаг… другой… и уже уверенно подошла к парню, а потом совсем внаглую села рядом с ним. Ваня смотрел на нее ошалевшими глазами и был вот-вот готов разреветься. Ева осторожно придвинулась ближе и неуверенно протянула руки к нему. Не встретив никакого препятствия, кроме предостерегающего взгляда, резким движением она обхватила парнишку за шею и положила его голову на свое плечо, давая ему уткнуться в теплую кофту. Ева чувствовала, как Ваня дрожал всем телом, сдерживая слезы, рвавшиеся наружу. Она положила ладонь на копну непослушных волос соломенного цвета и начала неторопливо поглаживать их. Ваня не выдержал долго: его руки сами собой обвились вокруг талии девушки, и он заплакал, давая волю всем накопившимся за неделю чувствам.
– Все… будет хорошо… – неуверенно прошептала Ева.
Они сидели на полу так долго, что девушка стала неуютно ерзать, потому как тело затекло, но она не хотела тревожить Ваню. Он сам поднял на нее глаза.
– Ты… – начал было парнишка.
Ева неловко улыбнулась и еще раз провела рукой по его волосам. Ваня нервно сглотнул и чуть приблизился к девушке. Вкус первого поцелуя Евы был солоноватым...
Глупо это все... Целоваться тогда было как-то склизко, даже немного неприятно и уж точно странно. Я позволила Ване забрать мой первый поцелуй, может, из жалости. К нему и к Егорке тоже. А потом… просто оказалось, что Ваня не такой уж придурок, каким я его представляла. Вот так, неожиданно для всех, мы начали встречаться. И Егорка ходил за мной, словно приклеенный. Нашу троицу в шутку стали величать «Семьей». Очевидно, я играла роль мамочки. Порой мне казалось, будто так оно и есть: я заставляла Егорку делать уроки, смотрела за матчами Вани, едва успевала справляться со своими делами. И сорвалась… Тяжеловато в четырнадцать нести семейное бремя. Куда веселее бегать по лесам и искать неприятности на изнеженный зад.
Холодной апрельской ночью от оборотня меня спас не Ваня. Наставник едва успел. Я только помню, что никак не могла отключиться, хотя боль пронзала тело насквозь. Слышать чавкающий звук того, как из тебя высасывают жизнь, и быть неспособной сопротивляться… Уже лежа в больничном крыле, я смотрела на Егорку с перевязанной шеей и все думала, что моя глупость просто не знает границ. Видимо, мне просто противопоказано вести себя по-идиотски. Горько и как-то до тошноты идеально было в пятнадцать осознать ответственность за жизни двух людей, но после злосчастной ночи я поклялась не делать ничего, что хоть отдаленно нанесет вред Егорке…
«Егорка больше никогда не пострадает из-за меня», – проносится в голове, когда пальцы зарываются в мягких платиновых волосах Драко.
Три года меня никто не целовал. Так меня не целовал вообще никто и никогда. Жадно, исступленно, глубоко, потеряно… Пытаясь нащупать опору во мне и лишая меня оной, заставляя забывать обо всем на свете и запомнить этот поцелуй… Его руки скользят по моему телу, и вдруг он касается цепочки на шее, придавливая жгучее серебро к коже. Я мигом прихожу в сознание, открываю сомкнутые в экстазе веки и перестаю целовать Драко. Он чувствует, что я больше не отвечаю, и тоже открывает глаза. И вот мы стоим, как идиоты, и смотрим друг на друга, не отпуская рук, прижимаясь губами. Я будто слышу, как у Драко в голове что-то щелкает. Он медленно убирает пальцы с моей шеи и спины и делает шаг назад, разрывая физический контакт, но все еще удерживая зрительный. Впрочем, длится это недолго, потому что Драко запинается о журнальный столик и падает назад.